в такой обстановке это не менее опасно, чем перспектива утонуть. Медленно, но верно, заставляя себя сохранять полное спокойствие, Фил рвался к поверхности, пока его голова не оказалась над водой.
Внимание Фила было поглощено тем, чтобы набрать жизненно необходимый воздух в легкие, измученные кислородным голоданием, но какая-то отдаленная часть его мозга сумела зафиксировать шар красно-оранжевого пламени и грохот внушительного взрыва.
Огнемет взорвался точно по расписанию вместе с дюжиной приверженцев Було и большей частью причала.
Мак-Кейд первым оказался на плоту. Течение потащило плот от берега, а Сэм помогал взобраться остальным и требовал, чтобы они поторапливались.
Из-за низкой осадки и темного цвета плот был почти невидим с берега. Приспешников Було это не обескуражило, и они продолжали палить наугад. То, что они могут попасть в Було, то ли не приходило им в голову, то ли попросту не волновало их.
— Добро пожаловать на борт, ваша сырость, — произнес Мак-Кейд, втаскивая на плот сначала Вена, а потом и Було.
Не обращая внимания на его слова, лакорский дворянин рухнул на дно суденышка.
Мак-Кейд огляделся в поисках корабля на воздушной подушке. Его уже не было видно — судя по всему, его унесло вниз по течению.
Фил поднялся последним. Когда он, хватая ртом воздух, перебрался через борт, Сэм понял, что неприятности еще не кончились. Плот тонул.
Его днище и борта состояли из множества изолированных камер для воздуха, так что затонуть полностью он не мог, и им предстояло долгое и мокрое путешествие.
Мак-Кейд ничего не сказал, да в этом и не было необходимости. Солдаты и так все поняли, когда плот осел еще ниже и его стала заливать вода.
Один за другим они попрыгали в воду и старались найти леер или петлю, за которую можно было бы ухватиться. Хоть сидеть на плоту уже было нельзя, за него можно держаться и плыть рядом.
Поначалу солдаты переговаривались, возбужденные адреналином или его лакорским эквивалентом. Но вскоре все, что можно сказать, было сказано, и разговоры стали перемежаться молчанием. Оно становилось все продолжительнее, пока не воцарилось окончательно, уступив место плеску воды. Он усыплял и успокаивал, поэтому Мак-Кейд время от времени проваливался в забытье.
В конце концов ему приснилось, что он далеко-далеко, на планете, где никогда не идет снег и дождь, где Сара и Молли купаются в счастье и солнце.
Потом на все это упала ужасная ночь. Молли исчезла в темноте. Мак-Кейд искал ее, он метался во мраке, но натыкался только на каких-то извивающихся тварей и отшвыривал их прочь.
Потом небольшая волна плеснула ему в лицо.
Все радостно кричали, указывая туда, где ниже по течению на песчаной отмели сидело судно на воздушной подушке.
Молчал только Мак-Кейд. Его мысли были далеко, на невольничьих рынках, что усеивали побережье, с маленькой девочкой, которая могла ждать его там.
Команде судна потребовалась большая часть дня, чтобы на скорую руку произвести ремонт, и еще два дня, чтобы добраться до города Риверсплит. Здесь они распрощались с Веном и его солдатами, передали Було под опеку короля Лифа и встретились с Мурдом.
Как и прежде, королевский советник или порученец, кем бы он ни был, носил длинный оранжевый халат и казался довольно тщедушным. Но внешность может быть обманчивой, что Мурд и доказал в следующие несколько дней.
Им понадобился целый день, чтобы добраться до первого невольничьего рынка. И без того уставший от своей миссии в Дурне, Мак-Кейд вымотался окончательно.
Но не Мурд. Когда они добрались до рынка, он был таким же деятельным, как и прежде. Он «качал права», носился туда и сюда, попутно облаивал всех и каждого.
Мак-Кейд не возражал, потому что все усилия Мурда были направлены на пользу дела.
Хотя это был и не тот невольничий рынок, на котором Сэм побывал несколькими годами раньше, но он практически ничем не отличался от него.
У вездехода был открытый верх. Поэтому Мак-Кейд почувствовал запах рынка задолго до того, как его увидел.
Это был ужасный запах. Кроме невероятного зловония, исходившего от открытых сточных канав с застойной водой, в воздухе чувствовалось что-то еще, что было частично запахом, частично знаком беды. Здесь витало ощущение страданий, страха, безнадежности. От всего этого Сэму стало тошно.
Они обогнули рынок, который представлял собой загон, обнесенный бревенчатым частоколом. В нем были огромные ворота, которые, следуя лакорскому обычаю смешивать новое и старое, автоматически разошлись, чтобы пропустить их машину.
Как только они оказались в загоне, их тут же захлестнула целая армия мелких должностных прохвостов, которые распихивали друг друга, чтобы иметь честь лизнуть древнюю задницу Мурда.
Не обращая внимания на эту ораву, Мак-Кейд, Фил и Рико вылезли из вездехода и огляделись. Частокол окружал огромную грязную площадь с покрытым навесом настилом, где происходила купля-продажа рабов, а также ряды запертых клеток, в которых их содержали.
Мак-Кейд, проведший некоторое время в подобных условиях, знал, что в клетках глиняный пол, водопроводный кран и сточная канава, что тянется вдоль стены из клетки в клетку.
От мысли о том, что Молли может быть заперта в одном из этих загонов, сильно заболело сердце.
Он повернулся к кучке оживленно разговаривающих лакорцев.
— Мурд... скажи им, чтобы они привели детей... немедленно.
Мурд, который наслаждался оказываемыми ему знаками внимания, хотел было посоветовать надменному человеку пойти и посидеть на чем-нибудь остром, но передумал. Да, Лифа нельзя сбрасывать со счетов, но, пожалуй, еще больше — самого этого человека. Его возбуждение и склонность к насилию были более чем очевидны.
Мурд заставил себя отвесить учтивый поклон и отдал целый ряд указаний.
Тридцать минут спустя трех представителей расы людей усадили под навес, и они увидели самое ужасное зрелище из всех когда-либо открывавшихся их глазам.
Все человеческие дети, которые оказались на рынке, общим количеством тридцать три души, были представлены им на смотр. Маленькие мальчики и девочки с костлявыми, истощенными телами и безнадежностью в глазах.
В обычных обстоятельствах аукционист стал бы распространяться о достоинствах этих детей, превозносить их сексуальную привлекательность и напоминать, что человеческие пальцы исключительно ловкие по сравнению с рабочими органами многих других разумных созданий.
Но на сей раз все было иначе. Дети брели через помост в напряженной тишине, не глядя по сторонам, глухие и безучастные к тому, что происходило вокруг.
Трое людей вглядывались в них, ища знакомые черты, надеясь, молясь о том, чтобы не пропустить знакомые лица, но никто из этих детей не был с планеты Алиса.
Последний ребенок прошел, а люди продолжали молча смотреть в пустое пространство. Мак-Кейду отчаянно хотелось купить всех этих детей или просто забрать их, уничтожив всех, кто посмеет помешать ему, но он знал, что это невозможно. У них недостало бы ни денег, ни физических сил на такую работу. Нет, они должны смириться с тем, что увидели, и продолжать поиски.
Мак-Кейд посмотрел на Рико и Фила. В бороде Рико блестели слезы, ненависть растянула губы Фила, почти полностью обнажив в страшном оскале его стальные клыки.
Мурд прочистил горло и спросил:
— Ну как, сир? Есть среди этих детенышей ваши?
Мак-Кейд встал.
— Нет. Везите нас на следующий рынок!
Осмотрев еще два рынка, через три дня они нашли своих детей.
На сей раз это был обычный аукцион, проходивший на основных торгах планеты. Они сидели под полосатым навесом и смотрели на печальную череду бредущих перед ними ребятишек.
