Эхо плоти моей

яйца. — Поэтому я надеюсь, что вы не относитесь к подобным разговорам чересчур серьезно. В вашем возрасте уже не следует быть таким смертельно серьезным.

— Однако, если это слово вообще имеет смысл…

— Вот именно, Натан! Вы верно поняли суть дела. Оно не имеет смысла. Это просто красная тряпка, чтобы махать ею перед либералами.

— Но ведь есть классический пример геноцида.

— Да?.. — генерал Питман с усмешкой взглянул на Хэнзарда, словно подзадоривая его продолжать. В уголках генеральского рта играла бесовская улыбка. — Вы имели в виду Германию? Что ж, давайте обсудим этот ваш пример. Я согласен — Освенцим был большой глупостью. Не понимаю, кому могла понадобиться такая бессмысленная трата человеческих ресурсов. Ну и, конечно, методы, которыми все это достигалось — именно они породили большинство предрассудков. Подобные заблуждения трудно рассеять, они глубоко внедряются в сознание — вот что, с моей точки зрения, хуже всего. Но сейчас эти предрассудки не имеют к делу никакого отношения. Бомба — самое демократичное оружие, какое только можно представить. Она не делает ни малейших различий между людьми. Вот так-то. А кофе вы, Натан, делаете вшиво.

— А вы, генерал, шутите непристойно.

— Ну, знаете ли, это уже граничит с наглостью. Но мне хочется продолжить беседу, и я пропускаю ваши слова мимо ушей.

— Вкус кофе станет получше, если добавить молоко и сахар.

— Какой варварский обычай! — посетовал Питман, однако совету Натана последовал.

— Варварский? — переспросил Хэнзард. — С каких пор вы стали обращать внимание на такой предрассудок, как варварство? Питман совершенно искренне рассмеялся.

— Это уже лучше, Натан, я снова вас узнаю. Видите ли, к такого рода вопросам надо подходить осторожно. Кстати, не желаете ли ломтик хлеба — в отличие от кофе, он приготовлен неплохо. Так вот, не кажется ли вам, что вся жизнь…— нож выскользнул из руки генерала и со стуком упал на пол, но Питман, кажется, и не заметил этого. Справившись с внезапно отяжелевшим языком, он закончил фразу: — …вся жизнь — это огромная и бессмысленная трата человеческих ресурсов.

Питман слабо засмеялся, потом поднял глаза на Хэнзарда.

— О, Натан, уберите ваш пистолет… Вы что, думаете, я нападу на вас со столовым ножом? Вы же видите, мне нехорошо, я слишком ослаб…— он прикрыл глаза. — Натан, из вашего благородного поступка не выйдет ничего хорошего. Совсем ничего… Если бы вы потерпели до последней минуты, то, может быть, смогли бы остановить меня. Но ведь на Марсе есть и другие базы. Как вы остановите их? А Россию?.. Какой глупый Натан… зачем вы меня отравили?

Хэнзард холодно глядел на генерала. Питман осторожно откинулся на спинку стула, так, чтобы не упасть после потери сознания.

— Знаете, мне всегда было интересно… интересно, как я буду умирать… на что это похоже. Я скажу: мне это нравится…

Он заснул, улыбаясь.

Хэнзард усмехнулся. Он знал, что завтра проснувшийся Питман будет унижен и подавлен. В кофе не было ничего, кроме дозы снотворного, безусловно, несмертельной. Выходя из офицерской столовой, Хэнзард запер за собой дверь.

Он вернулся в свою комнату и занялся тем, что Пановский назвал “небольшим перепаиванием проводов”. Стандартные блоки, в которых надо было производить переделки, Хэнзард позаимствовал на складе. Пановский изрядно преуменьшил трудности работы, на самом деле она была не так проста, но Хэнзарда выручало то, что несколько часов назад он решал эту задачу под наблюдением Пановского.

Сейчас, когда счет времени пошел на минуты, казалось немыслимым заниматься электронными головоломками, но Хэнзард приказал себе не торопиться. Слишком много было поставлено на кон, и второй попытки у него не будет.

Когда все было собрано, проверено и перепроверено, Хэнзард сложил свое хозяйство в две сумки, а самый существенный элемент спрятал отдельно в вентиляционном канале обсерватории.

Судьбе было угодно, чтобы на посту возле передатчика он обнаружил Уорсоу.

— Рядовой Уорсоу, генерал приказал вам срочно явиться к нему в обсерваторию.

— Сэр? — на лице Уорсоу проступило сомнение, с чего бы это Питман возжелал видеть его.

— Я побуду на посту вместо вас, а вам лучше не заставлять его ждать. Подозреваю, что приказ как-то связан с нашивками, которых так недостает на вашем рукаве, — Хэнзард заговорщицки подмигнул.

Уорсоу четко козырнул и удалился.

“Еще один идиот, — подумал Хэнзард, — и он тоже уходит из моей жизни с улыбкой на лице”.

Все-таки хорошо, что не пришлось еще один, последний, раз убивать Уорсоу. Хэнзард не хотел больше никого убивать.

Он открыл помещение передатчика ключом, снятым с Питмана, подсоединил к передатчику самое главное из приспособлений, то, которое должно остаться на Марсе, и нажал кнопку. Буквы на стальной стене мгновенно изменились с “Марс” на “Земля”.

Он снова был дома, хотя времени, чтобы целовать родную землю, у него не было. Охрана, конечно, заметила, что передатчик сработал, и вряд ли Хэнзарда ждет сердечная встреча.

Он взглянул на часы: 14.18. Он успел вовремя — через две минуты у Хэнзарда-2 кончился бы воздух. Теперь оставалось разобраться с передатчиком лагеря Джексон. Хэнзард закончил последние соединения и собрал передатчик, не нуждающийся в приемнике, в тот самый момент, когда стальная дверь распахнулась и внутрь ворвались охранники.

Они открыли шквальный огонь по человеку, которого уже не было в кабине.

Когда Пановский в первый раз обрисовал свой план, Хэнзард не поверил.

— Передатчик без приемника? — возразил он. — Вы же сами говорили, что это невозможно. Такая вещь действительно не имеет смысла.

— Подумаешь— смысл! — фыркнул Пановский. — Что вы понимаете в смысле? У тяготения есть смысл? Может быть, смысл есть у святой троицы? Или у квантово-волновых свойств элементарных частиц? Слава Божья сильнее проявляется в парадоксах, нежели в пошлых логических выкладках. Я был вполне искренен, когда говорил, что, вообще говоря, передатчик, работающий без приемника, — невозможен. Но это вовсе не значит, что его нельзя сделать. Приемник обязан находиться там, куда вы собираетесь зашвырнуть свои тюки. Так почему бы вам не отправить приемник туда вместе со всем остальным барахлом?

— А еще лучше было бы поднять себя самого за шнурки от ботинок, — добавил Хэнзард.

— Самый цимес, — невозмутимо продолжал Пановский, — заключается в словечке “мгновенно”. Если передача действительно происходит мгновенно, а не очень-очень быстро, скажем, как свет, то где находится ваша драгоценная туша в момент передачи? Еще тут — или уже там? Разгадка в том, что она сидит и здесь, и там одновременно. А отсюда — передатчик без приемника. Достаточно приклепать к объекту набор из трех передатчиков и трех приемников, установить передатчики на “тут”, а приемники — на “там”, ткнуть кнопку и — бабах! Ну что, усекли?

Хэнзард мрачно помотал головой.

— Но вы же видели, как это действует. Вы уже путешествовали с этим хозяйством по всему дому.

— Да, разумеется. Но я скорей готов поверить, что тут действует — черная магия, а не законы природы, тем более что в ваших выкладках присутствует даже магическое число “три”.

— Числа и вправду обладают магическими свойствами, особенно число “три”. Но сейчас это число обусловлено другими причинами. Три точки определяют плоскость. Посредством воображаемой плоскости, которую определяют три приемника, мы локализуем передаваемый объект в желаемой области пространства. Кажется, это должно быть ясно и ежу.

— Даже ежу видна дырка в ваших рассуждениях, доктор. Чтобы определить положение объекта в пространстве, требуется не три, а четыре точки. Это же обычная эвклидова геометрия.

— Можете получить по эвклидовой геометрии свою пятерку. Разумеется, чтобы система заработала, должна быть четвертая пара “передатчик-приемник”. Но она не будет странствовать вместе с остальными. Она останется на месте и будет реперной точкой. Положение “тут” передатчиков и “там” приемников образуют две пирамиды с общей вершиной в фиксированной точке за пределами передаваемого объекта. Что теперь скажет ваш ежик, капитан?