Решил и расплатиться, и добавить и поманил официантку. Вдруг вскрикнул парень за его спиной — так неожиданно и громко, что Гера, вздрогнув, задел горлышком пивной бутылки край стакана.
— Ты?.. — вскрикнул парень. — Ты почему, плеть, не на месте? Я тебя должен искать?.. Ты нибизьз
Гера с досадой обернулся. То хмуро головой кивая, то ласково подмигивая робкой подруге, парень с презрительной ухмылкой слушал мобильник, перебирая пальцами ключи, висящие на шее. Гера глядел ему прямо в глаза с вежливой укоризной, но его взгляд парня не задел и даже не был им замечен, как если б Гера промахнулся.
— …Он что, ахь
Гера отвернулся и, облокотясь о столик, зажал руками уши. Везде одно, подумал он со злобой и с острой жалостью к себе; во всех московских кабаках, теперь в Пытавине и, если вспомнить, даже в Суздале, где они с Таней, нагулявшись, счастливые, сидели в ресторане, и тоже вечерело, и дивный, медный снег был за окном, и весело, томительно гудели за окном колокола, и даже там, в том тихом ресторане, какие-то козлы орали по своим мобилам; они везде орут, при всякой тишине и при любых колоколах — не из нужды орут, не в спешке, а, говоря их языком, лишь бы
— …Ты, плеть, зачем меня перебиваешь? Я разрешил тебе перебивать? Ты слушай, плеть. Руслан к утру пригонит восемь фур, плеть, фибропеноблока… Как, не пригонит?.. Как, звонил? И ты мне, плеть, ни слова не сказал? Кохх
Мужчина в дальнем углу зала пил пиво с той же ленивою размеренностью, как будто и не слышал ничего. И женщина его не просыпалась. Женщины с тортом и шампанским продолжали перешептываться, не поднимая голов, не повышая голоса. Подошла официантка, и Гера дал ей двести двадцать рублей десятками, попросив добавить еще сто граммов водки. Пробормотав «хватит тебе», официантка сгребла деньги, сорок рублей оставила на скатерти и вернулась за стойку. Парень за спиной молчал и, слушая мобильник, сопел, будто во сне.
— …Так, я все понял, — заорал он, словно бы проснувшись. — Звони ему! Предупреди: я стрелку забивать не буду, на счетчик ставить, плеть, не буду, я соберу простое человеческое совещание и доложу инвесторам, какое он гывно, и пусть он после не со мной, а с ними разбирается… Так и скажи: гывно. И не простое — ахь
Гера угрюмо обернулся. На этот раз парень поймал его взгляд. Сунул мобильник в карман штанов с лампасами, глядя Гере в глаза, сделал долгий и шумный глоток вина из фужера. И наконец сказал спокойно:
— Я дико извиняюсь. Есть вопросы?
— Нет. Уже нет, — ответил Гера.
— По-моему, есть. Ты говори, какие у тебя вопросы.
Гера сказал негромко:
— Мы здесь не в вашем офисе.
— Понятно, что не в офисе, — сказал, подумав, парень. — Я дико извиняюсь, но я не понимаю: в чем вопрос?
— Я же сказал, уже ни в чем, — ответил Гера. — Но нам здесь всем нет дела до ваших дел.
— Ясное дело, что нет дела, — ответил удивленно парень. — Но я опять не понимаю: в чем вопрос? Я что, кому-то тут мешаю?
Гера невольно огляделся, ища поддержки. Но женщины, прервав свой шепот, глядели на него настороженно и недовольно, как если б это он нарушил их покой. Мужик в дальнем углу глядел на него неодобрительно. И спутница мужика, проснувшись, тоже глядела на него с тяжелым, сонным недоумением.
— Я просто думаю, не стоит разговаривать в кафе по телефону… или в других местах, где люди… Где все хотят спокойно посидеть, поговорить, подумать…
Парень нахмурился и переспросил:
— То есть нельзя, плеть, в кабаке поговорить по телефону?
— Наверно, можно… но не нужно, — поморщился Гера, ничего уже так не желая, как прекратить весь этот разговор.
— Кто ты такой, плеть, чтобы запрещать нам говорить по телефону?
— Я и не запрещаю, — отмахнулся Гера.
— А ты попробуй, запрети. И сразу тебе, й
— А я и не говорю.
— Вот и не говори, а нас учить, йоптоемать, не надо. Ты понял, плеть?
Гера устал:
— Я понял.
Все продолжали на него глядеть с недоброй укоризной. Он громко повторил:
— Я понял!
И в тот же миг его мобильный телефон, забившись, как подстреленный, на скатерти, выдал начало увертюры из «Севильского цирюльника». Гера в испуге глянул на дисплей, там высветилось: «Таня». Гера виновато обернулся. Парень глядел ему в глаза с усмешкой. Подруга парня, обернувшись, тоже глядела на него. «Цирюльник» все звучал с надрывом, но Гера не решался взять мобильник в руки. Взял наконец, с трудом сдержал себя, чтобы не побежать. Шел к выходу, мобильник верещал в горсти. Как только Гера оказался на крыльце, увертюра в телефоне смолкла, но продолжала клокотать, ликуя, в горле.
Пальцы дрожали; Гера нашел кнопку с зеленой меткой и дважды изо всех сил ее вдавил. Ждал ответа, и увертюра распирала его душу всей полнотой оркестра — оркестр в нем смолк, как только в телефоне сухо прозвучало:
— Аппарат абонента не отвечает или находится вне зоны действия сети.
—
Сел, вдруг устав, на цементное крыльцо, уставился в зигзаги трещин на асфальте, возненавидев себя с такой силой, что не сумел своей же ненависти вынести и поспешил возненавидеть парня с ключами. Подумал: «Убил бы гада» — и ощутил, как кто-то примостился рядом на цементе. Скосил в страхе глаза и успокоился: рядом был не этот парень, а мужчина из дальнего угла.
Мужчина пожевал мокрыми губами и спросил:
— Ты тот, который из Москвы?
— Да, — неохотно ответил Гера. — Откуда вы обо мне знаете?
— Все знают… Оттягиваешься?
— Немного.
— И мы немного, — сказал мужчина как бы с сожалением. — Приехали купить мясорубку, электрическую, давно хотели… В Селихнове простую мясорубку хрен где купишь, а электрическую и не увидишь никогда. Зашли немного оттянуться — и не купили мясорубку… И мясорубку не купили, и на автобус не успели.
— Вы из Селихнова? — спросил Гера.
— Я разве не сказал?.. Теперь автобус только утром. Теперь нам и тебе ночь на вокзале кантоваться.
— Надеюсь, без меня, — сказал Гера с тревогой.
— Пешком пойдешь?