помещение.
С этими словами Путилин подвел нас к конуре, напоминающей нечто вроде сарая-кладовой. Я недоумевал все более и более.
– Иван Дмитриевич, да объясни ты хоть что-нибудь.
– Тсс! Ни звука! Ну, как?
– Великолепно! Кажется, сейчас удастся, – ответил X.
– Ну?
– Готово!
– Браво, голубчик, это хороший ход! – довольным голосом произнес Путилин.
– Пожалуйте! – раздался шепот агента X.
– Прошу! – пригласил нас Путилин, показывая на открывшуюся дверь.
Первой вошла агентша, за ней – я. Путилин остановился в дверях и обратился к X.
– Ну, а теперь, голубчик, закройте, вернее, заприте нас на замок таким же образом.
– Как?! – в сильнейшем недоумении и даже страхе вырвалось у меня. – Как?! Мы должны быть заперты в этом логовище?
– Совершенно верно, мы должны быть заперты, дружище… – невозмутимо ответил мой друг. – Постойте, господа, пропустите меня вперед, я вам освещу немного путь.
Путилин полез в карман за потайным фонарем.
В эту секунду я услышал звук запираемого снаружи замка. Много, господа, лет прошло с тех пор, но уверяю вас, что этот звук стоит у меня в ушах, точно я его слышу сейчас. Чувство холодного ужаса пронизало все мое существо. Такое чувство испытывает, наверное, человек, которого хоронят в состоянии летаргического сна, когда он слышит, что над ним заколачивают крышку гроба, или осужденный, брошенный в подземелье, при звуке захлопываемой за ним навеки железной двери каземата.
– Ну, вот и свет! – проговорил Путилин. Он держал впереди себя небольшой фонарь. Узкая, но яркая полоса света прорезала тьму. Мы очутились в жилище страшного горбуна. Прежде всего, что поражало, – был холодный, пронизывающе сырой воздух, пропитанный запахом отвратительной плесени.
– Брр! Настоящая могила… – произнес Путилин.
– Д-да, неважное помещение, – согласился я.
Небольшая комната – если только это грязное, смрадное логовище можно было назвать комнатой – было почти все заставлено всевозможными предметами, начиная от разбитых ваз и кончая пустыми жестяными банками, пустыми бутылками, колченогими табуретами, кусками материи.
В углу стояло подобие стола. На нем, как и на всем остальном, толстым слоем лежала пыль и грязно- бурая, толстая паутина. Видно было, что страшная лапа безобразного чудовища-горбуна не притрагивалась к этому годами.
Около стены было устроено нечто вроде кровати. Несколько досок на толстых поленьях; на этих досках – куча отвратительного тряпья, служившего, очевидно, подстилкой и прикрытием уроду.
– Не теряя ни минуты, я должен вас спрятать, господа! – проговорил Путилин.
Он зорко осмотрелся.
– Нам с тобой, дружище, надо быть ближе к дверям, поэтому ты лезь под этот угол кровати, а я, в последнюю минуту, займу вот эту позицию. И Путилин указал на выступ конуры, образующий как бы нишу.
– Теперь – и это главное – мне надо вас, барынька, устроить. О, от этого зависит многое, очень многое! – загадочно прошептал гениальный сыщик.
Он оглядел еще раз логовище горбуна.
– Гм… скверно… Но нечего делать! Придется вам поглотать пыли и покушать паутинки, барынька. Потрудитесь спрятаться вот за ту пирамидку – указал Путилин на груду различных предметов. – Кстати, снимите ваш плащ. Давайте мне! Его можно бросить куда угодно, лишь бы он не попадался на глаза. Отлично… вот так. Ну-ка, доктор, извольте взглянуть на сие зрелище!
Я выглянул уже из-под кровати и испустил подавленный крик изумления.
Предо мною стояла – нет, я не так выразился -,не стояла, а стоял «труп Леночки», убитой девушки. С помощью удивительно «жизненного» трико телесного цвета получалась – благодаря скудному освещению – полная иллюзия голого тела. Руки и ноги казались кровавыми обрубками, вернее – раздробленной кровавой массой.
Длинные волосы, смоченные кровью, падали на плечи беспорядочными прядями.
– Верно? – спросил Путилин.
– Но это… – заплетающимся голосом пролепетал я… – Это, черт знает, что такое.
На меня, съежившегося под кроватью, положительно нашел столбняк.
Мне казалось, что это какой-то кошмар, больной, тяжелый, что все это не действительность, а сон.
Но, увы! Это была действительность.
– Ну, по местам! – тихо скомандовал Путилин, гася фонарь. – Да, кстати, барынька, зажимайте крепко нос, дышите только ртом. Там слишком много пыли, а пыль иногда – в деле уголовного сыска – преопасная вещь… Тсс! Теперь – ни звука.
