Кольцевой разлом

   Позволь мне уйти за кулисы,
   Сыграв мою странную роль.
   За рюмкой я дни коротаю,
   К тебе позабыл я пути,
   Но все же твой образ мечтаю
      В могилу с собой унести. 

  - И вправду непонятно, припев это или еще что,- заметил Бивнев. За столом разгорелся спор о правилах сочинения песен, а Корсаков поднял трубку зазвонившего телефона и услышал голос Бориса. Некоторое время он молча слушал, потом произнес:

  - Хорошо, понял. Сегодня сможете все сделать? Отлично... Без меня справитесь? Ладно, потом позвоните сюда же. Что слышно про Ищенко? А почему так долго не сообщали? Ладно, поиски прекращайте, на них уже нет времени. Сразу он не расколется, а когда расколется, будет уже поздно.

   Повесив трубку, Корсаков задумался. Похищение капитана говорило о том, что он недооценил противника, в данном случае - московских бандитов. Но до начала акции оставалось слишком мало времени, чтобы бандиты успели чему-то серьезно помешать. С другой стороны, и на поиски капитана тоже не оставалось ни времени, ни людей. Приходилось делать то единственное, к чему Корсаков в течение всех своих войн так и не смог привыкнуть - списывать еще живых товарищей в графу 'безвозвратные потери'. Группа прикрытия ничего не смогла выяснить у соседей Ищенко, хотя терпеливо дождалась того момента, когда сосед Юрец пришел в себя. То, что похитили капитана бандиты, можно было понять и без Юрца, а никаких дополнительных подробностей тот добавить не сумел. Корсаков же сразу решил, что на Ищенко вышли через какого-то близкого капитану человека, и поклялся про себя выяснить, чьих рук это дело, если останется в живых. Расследование не выглядело безнадежным - близких людей у Ищенко было не так уж много... Тут Корсаков наконец понял, что его уже давно трясут за руку.

  - Виктор,- капризно пропела Альбина, тщетно пытаясь сфокусировать взгляд на его лице,- о чем ты думаешь? Песня обо мне, слушай! Саша, ты самый любимый!- воскликнула она, заключая Сашу в объятия и довольно нескромно запуская руку ему под рубашку, но при этом косясь на Корсакова. Тот невольно улыбнулся и подумал о том, что никогда и нигде, в каких бы странах ему ни приходилось жить, жизнь не заставляла его   смеяться так часто, как в России, хотя ни благополучием, ни спокойствием российская жизнь похвастаться не могла. Саша кое-как вырвался из рук Альбины и провозгласил:

  - Песня-тост за младшую хозяйку 'Притона'. Подхватывают все!

   Альбина, Альбина, я был человеком,
   На жизнь зарабатывал сам,
   Но в сумраке черном я волком позорным
   Скитаюсь теперь по лесам.
      Я жадно смотрел в твои очи, Альбина,
   В коварные очи твои,
   И сбился я с круга - ни стало ни друга
   Теперь у меня, ни семьи.

  - 'Каховка, Каховка, родная винтовка',- пояснил Бивнев. - Песня про бронепоезд.

  - Я что, похожа на бронепоезд?- икнула от изумления Альбина.

  - Не слушай этого интригана,- фыркнул Саша. - Ты песню слушай!

   Тебя окружали веселые хлопцы,
   А я был не нужен тебе.
   Сжила ты со свету беднягу-поэта,
   Чтоб смело предаться гульбе.

   Оброс я усами, когтями, зубами
   По ведьмовской воле твоей
   И яростным волком брожу по проселкам,
   Пугая людей и зверей.

   Альбина, плутовка, ты словно винтовка -
   Все части на месте в тебе.
   С цевья до приклада - лишь ты мне отрада

   В моей горемычной судьбе. 

  - Почему он сравнивает меня черт знает с чем? То с бронепоездом, то с винтовкой?- недоуменно спросила Альбина, глядя прямо перед собой.

  - Поэт,- с преувеличенным почтением отозвался Бивнев. Саша продолжал:

   Альбина, Альбина, я слышу твой голос,
   Когда же к тебе прибегу -
   'Какой ты упорный, волчина позорный',-
   Ты мне говоришь, как врагу.

   И вновь ты картечью палишь из двустволки,
   Моих не жалея седин.
   Навеки умолкли веселые волки,
   В живых я остался один.

   И я выхожу на глухой полустанок,
   Пургой занесенный почти,
   Сижу под луною и жалобно вою
   На старом запасном пути.

  - Браво, маэстро!- воскликнул Бивнев. Альбина вновь сгребла Сашу в объятия и осыпала поцелуями, мурлыча при этом всякие нежные прозвища.

  - Девушка, я вас умоляю! Время секса еще не настало! Еще не все песни допеты!- защищаясь, кричал Саша.

  - И не все бутылки допиты,- бубнил Бивнев, наполняя рюмки.

  - Нет, настало! Нет, настало!- гнула свое Альбина. В этот миг раздался звонок в дверь. Алексей оставил в покое попку Ольги и пошел открывать, повалив при этом свой стул. Через минуту он появился в