обойти впереди идущих, но тут одна всадница, выехавшая следом за нами, зычно крикнула, чтобы я не разбивала линию. Я вернулась на свое место. Странно, что я ее тогда не узнала. Она замыкала кавалькаду, а я смотрела только вперед. Уверенно, собранно сидела в седле и ничего не боялась.
Итак, мне нужно было вырваться вперед. Когда кавалькада свернула с дороги к воротам, я пустила коня рысью и попыталась повторить маневр с обгоном. Теперь и девушка-инструктор заметила, что мой Наб не умеет себя вести, и велела ему ждать своей очереди. Я решила не обращать на нее внимания и повернула к холмам. Она что-то закричала мне вслед и, пустив своего скакуна рысью, догнала меня, схватила Наба под уздцы и вернула его на место.
— Подождите, пока откроют ворота в поля. — От смущения ее лицо покрылось румянцем. Видно было, что ей непривычно руководить. — Таковы правила. Я инструктор, и мне положено ехать первой.
— Извините, — ответила я, высматривая тем временем тропинки, ведущие в холмы, и самый короткий путь наверх.
— Вы что, не умеете править? Умею.
— Тогда сдерживайте коня. А то другие станут горячиться. Или дайте ему немного попастись, беды не будет.
Но я нарочно натянула поводья еще туже, не давая Набу наклониться и ущипнуть сочной, свежей травки. Он фыркал, рыл землю копытом, рвался вперед, но я изо всех сил потянула поводья и заставила его встать смирно. Когда девушка-инструктор выстроила нас в ряд, он снова рванулся вперед. Она снова велела мне вернуться на место. Ее лицо сделалось ярко-пунцовым.
Но мне уже было все равно. Я приметила место, где можно было оторваться от кавалькады, и успокоилась.
Стояла теплая погода, какая редко бывает в марте. Мошкара уже вилась вокруг лошадей. Они всхрапывали и мотали мордами. Небо было голубым, как летом, где-то в вышине звенел жаворонок. Я точно знала, что нужно делать, план был отточен, как бритва. Никогда еще я не действовала столь уверенно.
Я это сделаю ради Криса.
Поднимаясь по узкой тропинке, инструкторша обернулась и крикнула:
— Рысью! Пришпорить коней!
Не дожидаясь понуканий всадников, лошади как по команде рванулись вперед. Я крепко вжала ноги в стремена, наслаждаясь ритмом скачки, плавно покачиваясь в седле: вверх-вниз, вверх-вниз. Мне хотелось петь. Но я напряглась и сосредоточилась; важно было не пропустить нужный поворот. Я приметила его еще внизу. Впереди показался большой валун, за которым была развилка: налево вела извилистая дорожка, уходящая дальше вдоль холма, а направо, почти вертикально вверх, уходила еле заметная тропинка. Я пустила по ней Наба.
— Эй, куда?! — заорала девушка-инструктор.
Я даже не обернулась.
Вперед, Наб! Вперед, мой конь!
Я уходила от них все дальше и вскоре перемахнула через вершину холма. Передо мной лежала огромная, заросшая утесником и папоротниками равнина. Ее пересекала широкая песчаная дорога. Остальные всадники остались далеко позади; сюда не долетали даже их крики. Я выпрямилась в седле и собралась с духом. Что ж, пора.
Изо всех сил обхватив ногами конский круп, я погнала Наба вперед. Его шаг удлинился, голова закинулась вверх, и он перешел в галоп — сначала легкий, потом все более быстрый. Копыта выбивали гулкую дробь на песчаном грунте. Я сгруппировалась в седле, плотно прижалась к спине коня. Ослабила поводья, пусть скачет куда хочет. Словно слившись в одно существо, мы, как ураган, пронеслись по полю. В едином порыве. В животе все тряслось, как во время морской качки.
Позади послышались крики, и я еще сильнее пришпорила коня. Крики приближались, и вот уже послышался грохот копыт. Я отважилась обернуться и увидела, что меня преследует та самая женщина, что выехала из манежа последней. Она безжалостно подстегивала свою лошадь, с каждой секундой приближаясь ко мне. Глянув снова вперед, я обнаружила, что передо мной крутой спуск, а за ним — роща деревьев. Я натянула поводья, пытаясь замедлить бег коня. Но Наб не слушался.
Тут-то я запаниковала. Куда подевалась правильная посадка? Меня подбрасывало и швыряло из стороны в сторону, все внутри ахало и сотрясалось. Руки и ноги беспомощно болтались.
Задницу подбрасывало и било о седло без передышки. Ребра, казалось, готовы хрустнуть и сломаться. В довершение всего я потеряла стремена. Пыталась остановить Наба поводьями, но не тут-то было: он вырывал их из моих рук. Когда он вскидывал морду, я видела его зубы и десны. У меня больше не было сил натягивать поводья, дай бог просто удержаться. Прижавшись к переднему краю седла и вцепившись в конскую гриву, я думала только о Крисе.
Я слышала, как всадница догоняет меня. Она кричала, чтобы я остановила коня. Грохоча копытами, ее лошадь приближалась ко мне все ближе, и, когда мы сравнялись, она наклонилась и перехватила мои поводья. Лошади замедлили шаг и пошли почти вплотную друг к другу. Она уводила их в сторону по дуге, все сужая и сужая круги, пока они наконец не остановились.
Меня так растрясло, что, казалось, кожа повисла на костях. Наездница закричала, чтобы я слезла с коня. Я медленно наклонилась вперед и легла животом на спину Наба. Потом упала в вереск, и меня стошнило.
Женщина спрыгнула со своей лошади, присела рядом и протянула мне платок, чтобы вытереть рот.
— Сними шляпу, прохладней станет.
У меня не осталось сил даже на это. Она ослабила лямку у подбородка. Волосы были мокрыми от пота.
Она усадила меня на травянистый холмик и помогла прийти в себя. Солнце ласково обнимало меня. Моя спасительница все допытывалась, зачем я это сделала, а я только мотала головой в ответ. Вскоре показались остальные всадники, но она махнула им рукой, дескать, можете ехать дальше. Инструкторша беспокоилась, не сбросила ли меня лошадь, но она крикнула ей, что со мной все в порядке, и она поможет мне добраться назад.
— Ты вся белая как мел, — оглядела она меня. — Но лошади могут простудиться после такой скачки. Видишь, какой от них пар идет? Как только ты оправишься, поедем назад.
— Я уже оправилась. — На самом деле я еле держалась на ногах. Ноги так дрожали, словно у меня были выбиты коленные чашечки. Она помогла мне оседлать Наба.
— Я не хочу верхом.
— Еще бы! Но если ты сейчас не поедешь, ты больше никогда не сможешь сесть на коня. Главное смотри, чтобы тебя не вырвало, и все будет в порядке.
Она сложила руки лодочкой, чтобы я встала на них, и приподняла меня. Я улеглась Набу на спину, и она помогла мне поставить ноги в стремена. —
— Да, досталось тебе! — усмехнулась она. — Ничего, жить будешь.
Всю дорогу мы молчали. Казалось, прошла целая вечность. Время от времени она с любопытством смотрела на меня, не произнося ни слова. Когда мы доехали до манежа, она велела мне принять ванну.
— Иначе завтра на тебе живого места не будет.
Я вдруг раскисла. Мне ужасно захотелось, чтобы меня понянчили, убаюкали. Пока она наполняла ванну, я стояла в углу, обхватив себя руками.
— Домой я тебя не отпущу, пока за тобой кто-нибудь не приедет. Лучше всего врач.
— О нет, пожалуйста, только не врач!
— Тогда твой отец. Или Крис.
На самом деле, я давно поняла, кто она. Это была Джил, его тетка. Мне просто не хотелось ее узнавать.
— Мы решили, что слово «тетя» нам больше ни к чему, — засмеялась она. — Он ведь уже взрослый, правда?
Вот что я сделала с тобой.
Может, теперь ты уйдешь?
Меня разбудил телефонный звонок тети Джил. Было часа два пополудни.
— Как поживает твой велосипед? — довольно странное начало для разговора, даже для нее. Я уже
