всех языках, отплевывая воду, а на шее у нее темнели отпечатки пальцев, оставленные человеком, который едва не задушил ее, – пальцев Стэнхоупа. Это стало для Трокмортона последним доказательством того, что его бывший друг оказался предателем. И теперь Трокмортон собирался совершить правосудие, избрав своим орудием ни в чем не повинную девушку.
А вот Эллери боится повзрослеть. Дурак безмозглый.
– А что мне делать теперь с моей малышкой, с Кики? – вдруг спросил Эллери.
– Уделяй ей больше внимания, – огрызнулся Трокмортон. – Ей этого очень не хватает.
– Селеста лучше меня знает, что нужно моей малютке, – просветлел Эллери.
– Если так, тогда не мешай ей и не суйся в детскую, – ответил Трокмортон, с каждой секундой раздражаясь все больше.
– Эй, брат, что с тобой?! – воскликнул Эллери, с преувеличенным вниманием вглядываясь в лицо Трокмортона. – Ты устал? Тебе надо отдохнуть. Иди спать.
– Сначала отведу тебя до спальни. Пойдем. – И Трокмортон потащил Эллери дальше. – Ты сказал, что днем к тебе приходила леди Патриция?
– Она любит меня, – жалобно ответил Эллери. Наконец они добрели до спальни.
– Надеюсь, ты подбодрил ее?
– Думает, что я женюсь на ней. Бедняжка. Женюсь, потому что она хорошенькая, понимаешь? Знаешь, она в самом деле хорошенькая. И умная. Думаю, что с годами она станет только лучше. А сегодня, – он остановился и ткнул пальцем в грудь Трокмортона, – сегодня она сумела рассмешить меня своими остротами. Я даже позволил ей взглянуть на себя. А потом она сказала, что верит в меня. В меня! – Он понизил голос. – Она влюбилась не в того брата. Это ты должен жениться на леди Патриции.
Трокмортон начал терять терпение. Он прислонил Эллери к стене и жестко сказал:
– А теперь выслушай меня, мой братец. Ты красив. Одет и подстрижен по моде. Тебя заждались видеть наши гости. Назавтра назначена охота. Пора тебе вылезать из своей норы. Не беспокойся, ты сумеешь очаровать всех, особенно леди Патрицию и ее родителей. Занимайся своим делом, а я займусь Селестой. Ты же сам просил меня позаботиться о ней.
– Ты и Селеста, – кивнул головой Эллери. Трокмортон взял Эллери за воротник, подвел брата к двери спальни и добавил напоследок:
– И самое главное – прекрати пить, иначе все потеряешь.
– Но я не хочу всего этого, Гаррик, – едва не плача, ответил Эллери.
Возможно, он сердцем чувствовал, что ждет его в конце, и Трокмортон не мог, не имел права осуждать брата за дурные предчувствия.
Он втолкнул Эллери в дверь, за которой уже поджидал верный слуга. Бедняга. Он, как и все, обожал Эллери, но когда же ему удается поспать?
Трокмортон подошел к лестнице и остановился. Затем, следуя неожиданному порыву, поднялся наверх и направился к детской. По дороге он убеждал себя в том, что ему хочется взглянуть на Пенелопу. Ведь это так естественно для любого отца – взглянуть перед сном на своего ребенка, даже если сам отец по уши завяз в интригах, связанных с разведкой и контрразведкой.
Но в глубине души Трокмортон понимал, что главный магнит, влекущий его, – это Селеста, которая спит в той же детской. Решила показать ему, что готова быть рядом со своими воспитанницами день и ночь, а значит, Трокмортон не прогадал, что нанял ее.
Увы, все ее усилия напрасны. Как только закончится праздник, она вернется в Париж, а Стэнхоупа арестуют. Разумеется, Трокмортон перечислит на имя Селесты изрядную сумму, чтобы отблагодарить за помощь и доставленное ей беспокойство.
На губах Трокмортона промелькнула циничная усмешка, но тут же погасла.
Он постучал в дверь, ведущую в детскую, и назвал свое имя охраннику – чтобы не получить по голове дубинкой.
Ему открыл мистер Кинмен – крупный, неразговорчивый, мирный на вид мужчина.
– Сэр?
Трокмортон вошел внутрь. В игровой горела одинокая свеча. Дети и Селеста спали в соседней комнате, и Трокмортон направился туда, осторожно переступив через деревянный поезд с веревкой, брошенной поверх облупившихся вагонов.
Передвигаться бесшумно, как тень, он научился в Индии. Выжить там без этого умения было просто невозможно. Держа в руках зажженную свечу, Трокмортон приблизился к кроватке, в которой спала Пенелопа.
Она разметалась во сне, сбросив с себя одеяло, и Трокмортон прикрыл им дочь. Он испытывал сейчас особое чувство, которое может возникнуть только у отца, глядящего на своего ребенка. Ему хотелось бы уберечь, заслонить собой Пенелопу от всех бед и невзгод, которые ей угрожали. Он хотел, чтобы его дочь была счастлива.
Пенелопа согрелась и уютно свернулась под одеялом. Согреть – это было единственное, что Трокмортон мог сейчас для нее сделать.
Он перешел к кроватке Кики. Та спала тихо, спокойно, словно отдыхая от своего дневного бунтарства. Бедная девочка. Как хочется, чтобы и она была счастлива. Только самой Кики от Трокмортона не нужно ровным счетом ничего, ей нужна любовь и внимание отца, а Эллери… Он пока что не способен на это, и такая сумятица будет продолжаться еще долго, если только…
Трокмортон не стал додумывать мысль до конца и перешел к следующей кровати. К кровати, где спала Селеста.
Она лежала, подложив под подушку кулак, и лицо ее даже во сне оставалось строгим, нахмуренным,