У студента Можандра как будто бы даже шпага на боку и треуголка, сдвинутая на ухо, как у студента- политехника, — все институты и все мундиры смешались в грезах Можандра.
Да и не все ли равно!
Можандр не скупится ни на галуны, ни на позолоту.
Ведь денег хватит, чтобы заплатить за все это… И Виктор будет «образованным господином», раззолоченным с ног до головы.
Мужчины будут снимать перед ним шляпы.
Самые красивые женщины будут от него без ума.
А где-нибудь в уголке будет сидеть старик с мозолистыми руками и с гордостью говорить:
«Вот мой сын!»
«Ну как дела, сынок?»
«Сынок» тоже грезит, надвинув на глаза берет, в ожидании золоченой треуголки.
Ему бы не хотелось, чтобы отец заметил, как он плачет.
Разлука произошла так неожиданно!
Клара поцеловала его, — ее поцелуй и сейчас еще горит у него на щеке.
Папаша Луво отвернулся.
Мамаша Луво побледнела.
А Мимиль, чтобы его утешить, принес ему свою миску с супом.
Все! Даже Мимиль!
Как-то они будут жить без него?
Как-то он будет жить без них?
Будущий студент Лесного института настолько взволнован, что всякий раз, когда отец к нему обращается, отвечает:
— Да, господин Можандр.
Далеко еще не все напасти кончились для маленького судовщика с «Прекрасной нивернезки».
Сделаться «образованным господином» стоит не только денег, но и больших жертв и огорчений.
И Виктора охватывают смутные предчувствия, а скорый поезд, свистя, проносится по мостам над пригородами Невера.
Виктору кажется, что он уже видел когда-то, в далеком, печальном прошлом, и эти тесные улицы и эти узкие тюремные окна, откуда свешиваются жалкие лохмотья.
Теперь под ногами у них уже мостовая. Вокруг движется и гудит суетливая вокзальная толпа, снуют зеваки, толкаются носильщики с багажом, стучат колеса фиакров, тяжелых омнибусов, осаждают их шумно путешественники с затянутыми в ремни пледами.
Виктор с отцом выезжают в экипаже за ворота вокзала.
Плотника не покидают его мечты.
Ладо немедленно преобразить Виктора.
И прямо с вокзала он отправляется со «своим сыном» к портному коллежа.
Новенькая мастерская, блестящие прилавки. Хорошо одетые господа, словно сошедшие с цветных гравюр, что развешаны по стенам, с покровительственной улыбочкой открывают посетителям двери.
Они показывают папаше Можандру обложку «Журнала мод», на которой изображены курящий ученик коллежа, амазонка, джентльмен в охотничьем костюме и невеста в белом атласном платье.
У портного под рукой модель форменного мундира, подбитого волосом на груди и на спине, с прямыми полами, с золочеными пуговицами.
Он раскладывает модель перед плотником, а тот, сияя от гордости, восклицает:
— Вид у тебя будет прямо как у военного!
Какой-то человек в одной жилетке, с сантиметром вокруг шеи, подходит к ученику Можандру.
Он снимает мерку: ширина бедер, талия, спина.
Эти манипуляции вызывают у маленького судовщика воспоминания, от которых у него на глаза навертываются слезы, — причуды бедного палаши Луво, воркотню «женщины с головой», все то, что он покинул.
Со всем этим покончено.
Прилично одетый молодой человек, которого Виктор видит перед собою в большом зеркале примерочной, не имеет решительно ничего общего с маленьким подручным на «Прекрасной нивернезке».
Портной кончиком сапога пренебрежительно вталкивает под прилавок, словно кучу лохмотьев, обесславленную матросскую блузу.
Виктор чувствует, что все это — его прошлое, от которого его заставили отказаться.
И не только отказаться!
Ему запрещено даже вспоминать о нем!
— Надо решительно избавиться от недостатков вашего прежнего воспитания, — строго сказал г-н директор, не скрывая своего недоверия к новичку.
А для того, чтобы это перерождение пошло легче, решено, что ученика Можандра только раз в месяц будут отпускать из училища.
О, как горько он плачет в первый вечер в углу мрачного и холодного дортуара, между тем как другие ученики храпят на железных кроватях, а надзиратель при свете ночника украдкой глотает роман, страницу за страницей!
Как страдает он во время проклятых перемен от толчков и издевательств своих товарищей!
Как грустно ему на уроках, когда он сидит, низко склонившись над партой, вздрагивая от окриков классного наставника, который со всего размаху хлопает ладонью по кафедре, повторяя одну и ту же фразу:
— Нельзя ли потише, господа!
Этот крикливый голос поднимает со дна души муть тяжелых воспоминаний, отравляет жизнь Виктору.
Он напоминает ему мрачные дни его раннего детства, лачугу в предместье Тампль, побои, драки — все то, что он успел забыть.
И он в отчаянии цепляется за образы Клары, «Прекрасной нивернезки»- это единственные проблески солнца во мраке его жизни.
Вероятно, поэтому классный наставник и находит, к своему удивлению, на каждой странице любой книги ученика Можандра рисунок баржи.
Виктор воспроизводит одну и ту же баржу с упорством одержимого.
То она медленно, как по узкому каналу, поднимается вверх по полям книги.
То, как на мель, садится прямо на теорему, забрызгивая чертежи и текст доказательств.
То на всех парусах плывет по океанам карты полушарий.
Именно на океанских просторах она особенно кичливо распускает паруса, развевая по ветру свой флаг.
Директору в конце концов надоело выслушивать по этому поводу обстоятельные доклады, и он вызывает отца.
Плотник поражен:
— Такой послушный мальчик!
— Он упрям, как осел.
— Такой умный!
— Ему ничего нельзя вдолбить в голову.
И никто не хочет понять, что ученик Можандр выучился читать в лесу, глядя на страницы книги через плечо Клары, а ведь это совсем не то, что зубрежка геометрии под надзором лохматого классного наставника.
Вот почему ученик Можандр из «среднего» отделения скатывается в «младшее».
Дело в том, что между уроками учителя в Корбиньи и уроками преподавателей коллежа в Невере большая разница.
Велико расстояние, которое отделяет учителей в шапочках из кроличьей шкурки от преподавателей в
