крупное событие, потребовавшее бы переучивания многочисленных учеников Кирилла и Мефодия и переписки всех переведённых на славянский язык книг, несомненно, привлекло бы большое внимание и получило бы отражение в источниках того времени. Да и невероятным представляется, чтобы Кирилл и Мефодий в годы хотя и очень трудного, но всё же успешного развития славянской письменности решились прервать, затормозить это развитие заменой одной, уже привившейся, азбуки на другую (II, 31; 136).
Может показаться странным, что мы, высказывая одну с Е. Ф. Карским гипотезу, признаём справедливой критику в его адрес. Дело в том, что совпадают наши гипотезы лишь частично, мы бы сказали, по форме. И мы, и Е. Ф. Карский признаём создателем (наше понимание термина «создание» — переработка, чего нет у Карского) обеих азбук Кирилла, но на этом всё сходство и заканчивается. Если, по мнению академика, Кирилл (Константин) сначала создал кириллицу, а потом, уже в Моравии, по известным причинам — глаголицу, то, на наш взгляд, Константином была создана сначала глаголица, а потом уже кириллица.
В дальнейшем мы будем опираться на анализ «Сказания о письменах» черноризца Храбра и делать из этого анализа выводы.
Итак, первый вопрос, который возникает (во всяком случае, у нас) по прочтении сочинения Храбра: почему он говорит только об одной славянской азбуке? Ответ на него прост: да потому, что либо второй азбуки в момент написания Храбром своего труда ещё не существовало, либо она, возникнув совсем недавно в Моравии и находясь там, по существу, на полулегальном положении, ещё не успела распространиться. Во втором случае мы уже прямо говорим о глаголице. Ответ так прост, что и вопрос-то кажется излишним. Но не будем торопиться.
По общепринятому сейчас мнению, Храбр жил и писал своё сказание на рубеже IX — Х веков или в начале Х века. Во всяком случае, жизнь его и труды так или иначе, но захватывают время правления болгарского царя Симеона (893–927 гг.). Однако есть все основания полагать, что в эпоху Симеона и кириллица, и глаголица были не только известны в Болгарии, но и равно распространены. Именно об этом говорят древнейшие из известных на сегодняшний день славянских надписей (точнее сказать, древнейшие из тех, которые признаются официальной наукой, изучаются и подлинность которых не оспаривается), открытые в 20—40х годах прошлого столетия болгарскими академиками Крыстю Миятевым и Иваном Гошевым на стенах и керамических плитах церкви царя Симеона в бывшей столице Болгарии — Преславе. Надписи эти выполнены частично кириллицей, частично глаголицей. К. Миятев, И. Гошев, а также крупнейший специалист по староболгарской письменности Е. Георгиев относят их к началу правления царя Симеона, т. е. к последнему десятилетию IX века, т. к. ряд надписей имеет датировку (6401, т. е. 893 год) (II, 31; 89). Нет оснований не верить столь маститым учёным.
Но надписи делают, чтобы их читали, а значит, и кириллица, и глаголица понимались посетителями преславской церкви, что и говорит о равном на тот момент распространении азбук.
Итак, обе азбучные системы существовали и были в ходу в Болгарии уже в 90х годах IX века. Почему же о второй азбуке молчит Храбр (как, впрочем, и другие единовременные с сочинением Храбра болгарские источники)? На наш взгляд, причина молчания в том, что, как это ни покажется странным, Храбр и его современники воспринимали две азбуки как одну, вариации одной. А подобное возможно при наличии значительного сходства между азбуками и одном авторе этих азбук.
Так ли уж невероятно такое предположение? Вспомним, что кириллица и глаголица сходны по алфавитному составу (с небольшими отличиями), расположению и звуковому значению букв, а отличаются начертанием графем и их цифровым значением. Но подобные различия могли восприниматься как второстепенные.
Обратимся к «Сказанию о письменах» (используем русский перевод Б. Н. Флори, полностью приведённый в работе В. А. Чудинова «Загадки славянской письменности»). О какой азбуке говорит Храбр? Речь идёт о создании Константином 38 «письмён».
Но такое количество букв могли содержать как начальная кириллица, так и начальная глаголица. Деление Храбром букв на 24, подобные греческим, и 14 — для славянской речи вроде бы соответствует кириллице. Но даже в переводе Флори в списке четырнадцати букв фактически приводится 15 (I, 7; 54). Дальше — больше. Разночтения в разных списках «Сказания» показывают, что «греческих» букв могло быть и 24, и 25, а «славянских» — от 13 до 15 (II, 58; 55). Кроме того, в некоторых списках сами цифры 24 и 14 отсутствуют (II, 31; 152).
Повнимательнее приглядимся к списку букв, приводимых Храбром. Цитируем трактат: «Из них же (т. е. «письмён». —
Посмотрим на список славянских букв. Здесь мы видим некую букву «мь», которой опять-таки нет ни в кириллице, ни в глаголице. Вместо «щ» («шта») дано «шь». В уже упомянутом списке Чудова монастыря среди славянских букв отсутствуют «л» и «ц» и есть» «щ» («шта»), но нет «шь». Иными словами, в этом списке славянских «письмён» 13. Обратим внимание и на тот факт, что в цитируемом нами тексте «Сказания» Храбра в списке «греческих» букв есть «?» («лямбда»), а «л» («люди») попадает в славянские буквы. Странно, ведь «лямбды» нет ни в одной из двух славянских азбук, вместо неё есть буква «люди». И принято считать, что она «греческого происхождения», т. е. прототипом её служит та же «лямбда».
Все эти странности в перечне букв созданной Константином азбуки не раз вызывали дискуссии среди учёных, порождали к жизни различные объяснения. Так, О. Бодянский, исследуя Московский список с «хлъ», «пе» и «ть», установил, что он отражает кирилловский текст, восходящий к глаголическому оригиналу. Другие тексты могли отражать кирилловские оригиналы (II, 58; 55). Прекрасно, но в глаголице нет букв «хлъ», «пе» и «ть». В то же время думается, что исчезновение данных букв в ряде списков представляет собой искажение первоначального текста «Сказания». Как уже отмечалось, списков ранее XIV века мы не имеем. Ряд переписчиков произведения Храбра старались не искажать оригинал (или, точнее, те списки оригинала, с которыми они работали). Другие же, явно ориентируясь на кириллицу и, возможно, будучи знакомыми и с глаголицей, просто «выбрасывали» непонятные буквы из перечня «письмён». Представляется, что списки с «хлъ», «пе» и «ть» ближе к начальному тексту «Сказания о письменах».
Какие из всего этого можно сделать выводы? Мы не можем с точностью судить о начальном составе Константиновой азбуки. Видимо, он всё-таки отличался от того, к которому мы привыкли, даже допуская 38буквенный состав и начальной кириллицы, и начальной глаголицы. А отсюда и другой вывод: нельзя на основании анализа сочинения Храбра утверждать, к какой из двух славянских азбук более подходят даваемые Храбром характеристики.
Не стали бы мы и столь уж однозначно утверждать, что графическая близость славянских знаков к греческим сама собой подразумевалась Храбром (хоть он на это не указывает) (II, 58; 61) и что подразделение «письмён» славянской азбуки на две категории (подобные греческим и специальные славянские) подразумевает исключительно графику букв, а не их звуковое значение (II, 31; 152). Ещё раз вспомним «Сказание»: «Это же — письмена славянские, и так их надлежит писать и выговаривать… Из них же 24 подобны греческим письменам… а 14 соответствуют славянской речи…». Подчеркнём слова «выговаривать» и «славянской речи». Думается, они вполне могут свидетельствовать о том, что речь у Храбра идёт о звуковом значении букв, а не о их графическом начертании. То есть говорить, что данное место произведения Храбра указывает на кириллицу, нельзя.
Итак, анализ «Сказания о письменах» если не подтверждает нашу версию, то, во всяком случае, и не опровергает её.
Константин создал глаголицу, затем — кириллицу. Именно в такой последовательности. Как всё происходило? Храбр неспроста называет датой создания азбуки 6363 год от сотворения мира. Дату эту даёт
