снаряд с «Пересвета» и, окутанный паром, резко сбавил ход. Мгновенно отстав от головной пары Девы, крейсер начал уходить вправо, уклоняясь с пути «Пересвета». Русский броненосец внезапно стал более быстрым, чем японский быстроходный крейсер, но при этом сохранил способность прихлопнуть его одним удачным залпом с малой дистанции. Командир «Иосино» решил уйти севернее, что было вполне логично после того, как его сигнальщики доложили ему о странном поведении русских транспортов. Три из них развернулись и теперь не убегали от японских крейсеров и миноносцев, а шли на них. Чуть позже он понял, что русские купцы пытаются, прикрывшись от огня «Девы» «Мономахом» и «Леной», проскочить на юг, откуда накатывался паровой каток «Пересвета». Единственное, чего не мог понять капитан Саеки, так это почему остальные три транспортника продолжали идти на север, причем не придерживаясь единого курса.
Дисциплинированному японцу не могло прийти в голову, что половина капитанов русских транспортников просто проигнорировала приказ Попова о повороте на север. Немыслимое для любого флота поведение капитанов эскортируемых транспортов было, увы, нормой для флота Российского. Трое из шести капитанов решили, что уходить от японцев на север будет безопаснее, чем пытаться прорваться на юг мимо их крейсеров и эсминцев. Гражданским капитанам не хватило ума понять, что на догонных курсах у японцев будет в три раза больше времени утопить «Мономаха» и заняться уже ими.
Пытаясь отдалить момент близкого знакомства с японскими снарядами, эта троица поставила Попова в совершенно идиотское положение. Теперь три его корабля, из которых только один был настоящим боевым кораблем (причем устаревшим), должны были прикрыть две отдаляющихся друг от друга группы транспортов. На «Иосино» Саеки понял, что его поврежденный крейсер единственный успевает перекрыть дорогу на юг первой группе из трех русских купцов, и не преминул этим воспользоваться. Все орудия, способные вести огонь по головному русскому транспорту, получили приказ не отвлекаться на остальные корабли и бить только по нему. Сам «Иосино» обстреливался с кормы «Пересветом» и «Светланой», а с левого борта по нему вели огонь канониры «Ангары». Занялись крейсером и некоторые орудия левого борта «Мономаха» и «Лены», комендоры которых не имели более достойных целей. Идущая головной в колонне подчинившихся приказу транспортов «Малайя» проглатывала снаряд за снарядом. Команду из гражданских моряков никто не учил заделывать снарядные пробоины, и учения по тушению пожаров проводились на порядок реже, чем на боевых кораблях. Увы, сейчас матросам пришлось вспомнить именно эти, плохо выученные, а потом хорошо забытые, навыки. Впрочем, «Малайя» была обречена по-любому — ничем не защищенный транспорт не может долго противостоять огню орудий полноценного крейсера. Только из-за того, что на самом «Иосино» замолчала уже половина орудий левого борта, ему пришлось подойти к борту упорно не тонущего транспорта (а что вы хотели от корабля с отсеками, забитыми мешками с рисом?) и добить его торпедой. Пока «Иосино» возился с «Малайей», пара грузовых пароходов успела проскочить мимо него в сторону «Пересвета». Преследовать их означало ввязаться в ближний бой и с «Пересветом», и со «Светланой». Пара русских кораблей с дистанции в сорок кабельтовых уже поразили японца четырьмя снарядами среднего калибра, и сближаться с ними было бы бесполезной смертью. «Пересвет» утопил бы «Иосино» быстрее, чем тот мог торпедировать два транспортника. Израненный японский крейсер, отстреливаясь из кормовых орудий, продолжал уходить на северо-восток, выходя из боя.
На мостике флагманской «Кассаги» контр-адмирал Дева был доволен. «Иосино» уже почти утопил первый русский транспорт и сейчас займется вторым. Если он и не сможет его добить, эсминцы уже получили приказ обрезать корму «Мономаху» и атаковать южную пару транспортников. Для тройки уходящих на север купцов, опрометчиво нарушивших строй, хватит и пары его крейсеров. «Кассаги» минут за десять выведет из строя «Лену», а скорее всего просто утопит этот сто раз проклятый корабль, та уже горит по всей длине. «Читосе» должен на равных продержаться это время с неожиданно живучим «Мономахом». Потом, даже если старый русский крейсер и не удастся утопить, он просто не сможет догнать японцев, пока те будут топить опрометчиво оторвавшиеся от эскорта северные транспорты…
— Торпеда!! — раздался неожиданный крик сигнальщика.
«Логично, — подумал Дева, наблюдая за пенной дорожкой выпущенной с „Лены“ торпеды. — По данным разведки, на ней установлены британские торпедные аппараты, снятые с „Ниссина“ и „Кассаги“. Русские пытаются использовать свой последний шанс нас отогнать».
— На всякий случай примите три румба влево, — отдал Дева приказ командиру «Кассаги» капитану Идэ.
— Взрыв на «Читосе»!!! — раздался голос того же сигнальщика, еще до того как крейсер лег на новый курс.
Переведя взгляд на идущий в кильватере крейсер, Дева не мог поверить своим глазам. Казалось, что выдуманный японскими рыбаками легендарный Годзилла, разбуженный звуками орудийной стрельбы, всплыл на поверхность и откусил половину борта первому попавшемуся ему кораблю, которым, на свою беду, оказался именно «Читосе». Дева не мог понять, что именно могло случиться на следующем за ним крейсере, картина, которую он видел, не имела объяснения. Если бы «Читосе» попал под обстрел двенадцатидюймовых орудий русских броненосцев, то все было бы понятно, но… Ни на «Мономахе», ни тем более на «Лене» не было установлено орудий, способных пробить четырехдюймовый скос бронепалубы и вызвать взрыв котлов или погребов боезапаса, но… Как будто опровергая это опрометчивое утверждение, окутанный клубами дыма и пара, «Читосе», почти не снижая скорости, стремительно лег на правый борт и уже не выпрямился… Из четырех сотен членов экипажа вечером японским миноносцам удалось спасти двух сигнальщиков, со слов которых и была составлена картина гибели корабля. После переноса «Мономахом» огня с головного японца на «Читосе» во второй в строю крейсер попало всего три-четыре снаряда. Почему один из них разорвался практически на торпедном аппарате левого борта, почему сдетонировала боеголовка торпеды и почему от взрыва вырвало почти половину борта, почему статический крен от мгновенно затопленных трех отсеков наложился на динамический, почему корабль не смог выпрямиться… Просто цепь взаимно не связанных случайностей, судьба продолжала кидать кубик, и этому конкретному кораблю не выпало «жизнь».
На «Мономахе» на несколько секунд прекратилась стрельба, ошарашенные картиной мгновенной гибели корабля, пусть и чужого, канониры оторопело смотрели на дело рук своих.
— Что это с ним, неужто это мы его так? — робко спросил командира плутонга мичмана Георгия Метакса наводчик одного из орудий.
— Я не знаю, что именно там у японцев приключилось, но черт подери — мне это нравится! — Сам слегка ошеломленный таким результатом обстрела противника, мичман тем не менее пришел в себя быстрее матросов. — А ну как, ребята, переносим огонь на головной! А не слабо ли нам, братцы, повторить и утопить два крейсера подряд?!
«Кассаги», внешне ничуть не смущенный гибелью второго мателета, даже не стал переносить огонь с «Лены» на «Мономах». «Лена», как было видно уже невооруженным взглядом, тоже доживала свои последние минуты. Судя по пару, обильно вырывающемуся из вентиляционных труб на верхней палубе, был пробит минимум один котел. По «Кассаги» вело огонь всего одно орудие, и русский корабль уже накренился на два градуса на левый борт. После очередной серии разрывов Рейн почувствовал, что «Лену» неудержимо ведет влево. Попытка парировать циркуляцию рулем не увенчалась успехом, и командир решил перейти на управление машинами. Левая циркуляция приводила вспомогательный крейсер, оставшийся к тому же почти без орудий, слишком близко к настоящему крейсеру противника. Попытки связаться с машинным отделением, чтобы дать полный вперед левой машиной и полный назад правой, ни к чему не привели. Из труб амбрюшотов никто не отзывался, зато на мостик прибежал посыльный кочегар от старшего механика. Он-то и принес «радостное» известие, что левая машина уже затоплена. Рейн еще успел отдать приказ ввести в дело торпедный аппарат правого борта и получить ответ, что тот поврежден. На приказ артиллерийскому офицеру продолжать обстрел «Кассаги» из всех действующих орудий пришел ответ, что работоспособна только одна пушка на правом борту, которая и будет введена в дело, как только крейсер на циркуляции развернется к противнику этим самым правым бортом. Досадливо сплюнув, Рейн подозвал боцмана и огорошил его приказом: «Братец, начинайте вываливать шлюпки за борт, но до потери хода не спускайте».
Расходясь с неуправляемой «Леной» в пяти кабельтовых, Дева решил не давать русскому вспомогательному крейсеру ни одного шанса и приказал разрядить в длинный борт русского парохода все торпедные аппараты правого борта. Репутация этого вооруженного парохода стоила того, чтобы потратить
