передвигали ноги, умирая от жажды. Колодцы были давно пусты, и люди лизали подле них черную грязь. Другие в полной апатии дремали под палящим солнцем, им, казалось, было безразлично все окружающее. Не верилось, что это те самые полки, которые я переправлял через Тайдзыхе. Кто и чем умудрился их так измотать? Какими дорогами и какими направлениями водили их по неведомой местности, без карты, в этом проклятом гаоляне?
Командир корпуса, болезненный Случевский, спал. Меня принял его начальник штаба, молодой и бравый кавалерийский генерал Цуриков. Он показал мне две-три записки от Куропаткина и столько же от Бильдерлинга. Они противоречили друг другу, и Цуриков возмущался: он не знал, кого слушаться.
— Ваше превосходительство, — доложил я, — впереди вас никаких частей нет. Вам необходимо двинуться вперед или хотя бы выслать сильный авангард.
— Да что вы! Разве вы не видите, в какое состояние приведены войска?! Мне некого выслать даже в сторожевое охранение!
Но покуда Куропаткин, вмешавшись в дела Бильдерлинга, готовил контратаку на какую-то потерянную накануне сопку, пришло известие об охвате японцами нашего правого фланга. Сам Куропаткин продолжал, однако, казаться невозмутимым и, как сказал мне Сиверс, готовил на завтра переход в общее наступление. Под впечатлением виденного утром можно было усомниться в будущем успехе.
При последних лучах заходящего солнца мне удалось забраться на самую вершину высоты сто пятьдесят один. Оттуда был виден, как на ладони, весь низменный берег Тайдзыхе. Наш милый, ставший уже родным Ляоян был застлан густым дымом от пылающих складов. Вокзал горел, а вокруг города в наступавшей темноте со всех сторон блистали вспышки орудийных выстрелов. Мысленно представились мне доблестные защитники ляоянских укреплений — бородачи сибиряки 4-го корпуса во главе с их командиром стариком Зарубаевым. Его любили все от мала до велика за его простоту и доступность.
Куропаткина я увидел только рано утром, когда он вышел из своей фанзы, среди гробового молчания окружающих сел на лошадь и тихо двинулся со своей свитой на север, в тыл!
Участь Ляояна была решена…
Глава 7
ДАЛЬНЯЯ ДОРОГА
Сразу по возвращении из боевого похода на командование Владивостокской эскадры навалился ворох срочных дел. «Рюрик» — доковый ремонт, «Ослябя» и «Россия» — исправить повреждения и пополнить людьми. А для «Осляби» еще добронирование оскандалившейся после первого же японского снаряда носовой оконечности чем бог послал. Благо как раз доползли по Транссибу до Владивостока первые заказанные в Питере бронеплиты. Всем кораблям ВОКа предстояло по возможности заменить листы котельного железа на броню Ижорского завода, насколько ее хватит. Перетасовать вооружение «России» и «Громобоя», используя все уцелевшие новые 8-дюймовки Кане на «Громобое». На «России», по мере ремонта и поставки из Питера станков для трофейных 190-миллиметровых орудий, установить шесть трофеев. Санкт-Петербург что-то сообщал о контрабандной поставке запасных стволов для 6- и 8-дюймовок Армстронга, а также пополнении боекомплекта для «гарибальдийцев» до конца осени. Транспорт, везущий все это из Аргентины, еще предстояло встретить, а это разработка еще одной операции. Два 190- миллиметровых орудия решили поставить на «Варяг». Одно сейчас на импровизированном полигоне, лупило в море, проверяя таблицы стрельбы и соответствие прочностных характеристик русского станка от восьми- дюймовки Кане отдаче британской пушки совершенно другой системы. Руднев, мысленно прикидывающий объемы предстоящих работ и тихо от этих объемов офигевающий, вдруг весело рассмеялся. Ему вспомнился первый опыт стрельбы 190-мм орудия, установленного на станок старого восьмидюймового орудия Обуховского завода. Да, такой быстрой разборки станка на составляющие не ожидал тогда никто… Так же как никому в голову не пришло и сравнить энергию отката старого и нового орудий. Хорошо, хоть никого всерьез не зашибло. Но идея сэкономить время на заказе новых орудийных станков была похоронена вместе с остатками станка старого.
Отвеселившись с тяжким вздохом, адмирал вернулся к неотложным делам. Для следующей предстоящей крупной операции нужны не только боеспособные корабли, но и надежные для них командиры. Последнее было даже более критично. Все пришедшие с балтийскими кораблями офицеры писали сочинения в форме рапортов на тему: «Что я делал в проливе Лаперуза 19.06.1904». По ознакомлении с рапортами состоялся тяжелый, но необходимый разговор с командиром «Авроры».
— Присаживайтесь, Иван Владимирович, разговор у нас с вами будет долгим.
— Слушаю вас, Всеволод Федорович.
— В каком состоянии «Аврора»?
— Крейсер проводит ремонт после длительного перехода…
Вполуха слушая отчет капитана 1-го ранга, Руднев смотрел на первый лист папки с рапортами. Там рукой Хлодовского был сделан краткий вывод: «Подготовка офицеров — безобразна. Капитан 1-го ранга Сухотин занимаемой должности не соответствует. P.S. Всеволод Федорович, неужели такое вообще возможно?»
«Однако, — пронеслось у него в голове, — забыли себя полугодом раньше, забыли. А ведь быстро черти воевать и думать научились, ну так и новенькие научатся. Так, а это что за фраза?»
— Повторите, пожалуйста, Иван Владимирович, — обратился он к Сухотину.
— Я говорю, что даже если бы не поломка машин, мы все равно бы отвернули от «Адзумо». Не по силам нам после длительного перехода было сражаться с первоклассным броненосным крейсером.
— Но почему же «Лена» атаковала этот самый броненосный крейсер противника?
— Капитан 2-го ранга Рейн пошел на неоправданный, безумный риск. У него не было никаких шансов. Шансов не было у всего нашего отряда!
— Однако, ГОСПОДИН капитан 1-го ранга. Вас послушать, так у Андрея Андреевича под командованием был не крейсерский отряд, а рыбацкая артель. Все же, на мой взгляд, «Ослябя» — броненосный крейсер-переросток, или недоброненосец, да и «Аврора» с «Алмазом» тоже не рыбацкие баркасы.
— Господин контр-адмирал, мы проделали полугодовой переход и физически не могли развить полный ход, кроме того, противник превосходил нас по уровню подготовки, скорости хода и эффективной дальности главного калибра.
— И, учитывая все это, командование собиралось отступать… Я верно вас понял? Удирать от более быстроходного и дальнобойного ЕДИНСТВЕННОГО корабля противника, имея подавляющее численное превосходство?
— Всеволод Федорович! Вы нас обвиняете в трусости, ваше превосходительство?
— Да вы сядьте, Иван Владимирович, сядьте чайку вон попейте. И не надо громких слов. Я просто пытаюсь понять, ЧТО Владивостокская эскадра получила в качестве пополнения. Вот слушаю вас, и складывается у меня впечатление, что долгожданное подкрепление в виде Балтийского отряда — это тихоходные, слабо защищенные корабли с никудышной артиллерией, изношенными машинами и необученным личным составом. И для их обращения в бегство достаточно даже не крейсера противника, а просто дыма на горизонте… Вот и стоило ли нам ради этакого подкрепления, чтобы ваш прорыв обеспечить, воевать с Камимурой, пять на пять вымпелов, кстати, а не двое против одного?
— Господин контр-адмирал! Для моей чести недопустимо…
— СИДЕТЬ! Кто вы такой?
— Господин контр-адмирал, я вас не понимаю…
— Повторяю вопрос. Кто вы такой? Что за человек сидит передо мной?
— Капитан 1-го ранга Русского Императорского Флота Иван Владимирович Сухотин, командир крейсера «Аврора», — Сухотин окончательно потерял нить разговора и вконец запутался.
— Вот именно что командир. «Первый после Бога». Человек, с чьим именем неразрывно связаны
