— Всё сделаю как надо, сир.
— Теперь ваш доклад, господа Илорин и Кайкос. Как прошла охота на мятежных баронов? Кто начнёт первым? Вы, барон?
— Пусть расскажет Илорин: он лейтенант, и больше привычен докладывать.
— Вы хотите сказать, Кайкос, что пропустив присягу, вы не чувствуете себя обязанным докладывать королю? Я всё ещё не ваш король, Кайкос?
— Но, сир!..
— Обождите, барон, я пока не закончил. Сначала я кое-что объясню всем присутствующим. Вы слышали Хранителя Агадира. Мой вывод таков: то, чем сожгли Аквиннар, сначала было туда доставлено. Вопрос дисциплины сейчас выходит на первое место, и с такой охраной, как сегодня, мы рискуем проснуться однажды внутри костра. Часовые, ушедшие с постов, не досмотрят груз, который везут в Скирону. Они не заметят врага, который может войти в город целым отрядом. Но дисциплина солдата почти всегда зависит от дисциплины его командира. Когда я, король, задаю вопрос конкретному лицу, всё равно, кому: простолюдину, служителю Храма или барону, я хочу получить от него ответ. От него, господа, а не от того, к кому он сочтёт нужным меня направить. Запомните, я больше никому не спущу подобного отношения ни к себе, ни к делу. Это моё последнее предупреждение, господа соратники. Всем ясно? Вопросы? Нет? Прекрасно. Тогда продолжим, господа…
Кайкос, действительно, докладывать не умел. Он всё время путался в изложении, перескакивал в рассказе с одного события на другое, блуждал в дебрях словесной шелухи, изредка возвращаясь на дорогу связного изложения. Король уже не рад был, что настоял на своём, но идти на попятную считал ещё худшим злом. Спасти положение он пытался с помощью наводящих вопросов, но толку от этого было мало: перепуганный Кайкос тут же забывал вопрос и твердил всякую околесицу.
— Барон, вы — смелый человек. Вы единственный из скиронарских баронов сразу решились выйти со мной на битву против опасного и очень сильного врага. На поле боя вы не праздновали труса: об этом говорят все, кто видел вас в бою. Вы не побоялись преследовать наших врагов-баронов в их поместьях, где они были всё ещё очень сильны. И всё это вы делали до того, как Скиронар присягнул моей Короне, чтобы восстановить нормальную систему власти. Вы — герой, барон, а так робеете в присутствии короля. Разве я дал вам повод считать меня самодуром? Или я слишком требователен и придирчив, и мои требования выходят за границы человеческих возможностей? Мы должны работать, как единый организм, должны поддерживать друг друга, помогать друг другу. Так уж получилось, что мне уготована в этом организме роль головы. Но ведь и вы, все, тоже не пустоголовые, и должны понимать, что я не требую больше необходимого, но и на меньшее не соглашусь. Мы иначе не выживем. Я доволен вами, Кайкос, вы нужный для дела человек. Прошу вас, перестаньте видеть во мне людоеда. Лейтенант Илорин, подведите итоги по докладу Кайкоса.
— На начало похода у меня было тысяча сто солдат раттанарской дворцовой стражи. Силы барона Кайкоса составляли восемьсот солдат дворцовой стражи Скиронара, около ста добровольцев из отряда Бушира, упорно называвших себя цветными повязками…
— Восемьдесят, — поправил Кайкос. — Цветных повязок было восемьдесят.
— Спасибо, барон. И были ещё дружинники Кайкоса — сто двадцать человек. Таким образом, мы вместе имели две тысячи сто всадников. Командовали мы вдвоём, разделив обязанности. Я, как военный, планировал наши операции, а барон обеспечивал нас припасами и утрясал всякие вопросы с населением: мы решили, что мне, иностранцу, не следует общаться с местными жителями, чтобы они не стали на защиту своих земляков-баронов. Должен сказать, сир, что успех нашего похода во многом — заслуга барона Кайкоса. В провинции, сир, нет такого размежевания, как в столице. Для провинциалов наша война всего лишь очередная склока вокруг трона. Пока к ним лично не заявится Маска, чтобы переделать их в пустоголовых, они не поверят ни единому слову о Человеке без Лица. А не поверят, значит — не покажут короткую дорогу, значит — не подкуют лошадей, значит — не накормят. И, тем более, не назовут места, где прячется мятежник. Вот почему так велика заслуга барона. Его умение договариваться избавило наши отряды от многих проблем. И от больших потерь. С помощью местных жителей нам удалось избежать трёх серьёзных засад и множества мелких ловушек, вроде капканов на дорогах, волчьих ям и насторожённых самострелов. Общие наши потери: тридцать семь убитых и двести пятьдесят раненых. Нами разбито шесть больших отрядов противника, до четырёх сотен всадников каждый, взято приступом три баронских замка. Мятежные бароны в плен не сдавались, поэтому сказать точно, сколько баронов сражалось с нами, я не могу…
— Назовите приблизительно, лейтенант.
— От трёх до восьми, сир. Взятые нами замки сгорели, и сколько баронов погибло вместе с хозяевами, сказать затрудняюсь.
— Как далеко вы продвинулись от Скироны?
— Примерно, на полтора дня пути. Если мне дадут карту, я помечу на ней наш маршрут и места стычек с противником.
— Пленные дружинники, где содержатся?
— Мы не стали обременять себя пленными, сир. Сразу после боя, чтобы не потерять подвижности нашего отряда, мы их отпускали под честное слово, что они больше никогда не обнажат меча на стороне Масок, и что среди них не скрывается мятежный барон. Мы считали, что это наилучший вариант действий, сир…
— Вы поступили благородно, господа. Будем надеяться, что и пленные окажутся не менее благородными, чем вы, и не нарушат данного вам слова. До «Головы лося» вы не добрались, как же вам удалось вывезти тела короля Фирсоффа и его свиты?
— Вчера днём местные жители сообщили нам, что со стороны Аквиннара на Скирону движется большой отряд с обозом, и мы перекрыли дорогу. К счастью, до столкновения не дошло. Увидев, что это, в основном, гномы, барон Кайкос вступил в переговоры: под Скироной гномы сражались на нашей стороне, а всем известно, что гномий народ отличается единством в отношениях с людьми. Мы были уверены, что, выбрав одну сторону в этой войне, гномы не станут поддерживать другую. Тут и я узнал среди защитников обоза капитана Паджеро, барона Инувика и двух из наших солдат: Ахваза и Ставра. Солдат из раттанарской дворцовой стражи, я имею в виду. Были, конечно, и другие, но я не разглядел их среди солдат Агадира.
— Хранитель Агадир, где и когда вы присоединились к обозу?
— Мы догнали обоз четыре дня назад. Лейтенант на границе, к сожалению, не запомнил его имени, посоветовал мне присоединиться к обозу, чтобы вместе отбиваться от лысых. Догнать обоз было довольно легко: гномы мастера Трента шли пешком, а у меня пеших нет — всех беженцев пограничники помогли посадить на сани.
— Мастер Трент, ваша очередь.
— Я получил от Старейших приказ доставить тела погибших раттанарцев в Скирону, если Вы, сир, ещё будете здесь, либо до места погребения, если Вас в Скироне не застану. В моём отряде только добровольцы, готовые служить под флагом сэра Эрина, в основном, из его рода, хотя и других немало.
— Гномы из других родов мне не присягали. Железная Гора вступила в войну с Масками?
— Гномья община в Аквиннаре была самой большой среди городских общин Соргона, после Железной Горы — вторая по численности. Нас не так много, но Маски пожалеют, что связались с гномами. Это наша война, сир. Железная Гора надеется заключить с Вами военный союз против общего врага.
— На каких условиях? Или вы желаете говорить об этом наедине?
— Никаких условий, сир. Старейшие считают, что если мы союзники, то должно быть равенство в отношениях между нами… Этого достаточно для заключения союза.
— Равенство — дело хорошее, и я согласен, что между союзниками других отношений быть не может. Но вот у меня одно условие есть: я настаиваю на едином военном командовании, причём — на моём командовании. Без этого союз, по-моему, не имеет смысла. Так и передайте Старейшим. Но мы отвлеклись, мастер Трент. Итак, вы получили приказ Старейших…
— Я продолжаю, сир, — дальше гном рассказал о том, как собирался обоз, как вассалы Фалька хоронили убитых лысых, среди которых нашли немало своих близких, как гномы ждали, пока здоровье раненых позволит отправиться обозу в путь. Самым неприятным в его рассказе оказалось описание дороги
