Разрушитель — гномов готовится жечь? Знать бы наверняка! Но предупредить гномов всё равно надо — пусть остерегутся…
За распахнутой дверью обнаружилась комната: большая, светлая, и после искристого, из-за зеркалец, мрака коридоров, глаза резануло светом до слёз. Проморгавшись, король увидел Бушира и Клонмела. Оба коротали время за щедро накрытым столом и приход Василия заметили не сразу. У бесшумных дверей самое полезное качество — возможность застать своих подданных врасплох.
— Сидите, господа, сидите! А где — Агадир?
— Хранитель настоял на осмотре защитных рубежей Горы, — ответил королю Блафф из-за его спины. — Как сеньор, он имеет право изучать укрепления вассалов. Так что, он будет позже…
Уныние, слышное в голосе гнома, подсказало королю, что это — возможно, первый, за всю историю Железной Горы, инспекционный визит аквиннарского Хранителя к гномам. И было от чего нервничать: война сорвала покров тайны со многих гномьих секретов, и сколько ещё их станет достоянием гласности, одни только соргонские боги знают. Точнее, гномий Горный Мастер — по его недогляду люди узнают один секрет за другим.
— Не огорчайтесь, Блафф. Никто не желает вашему народу зла. Мне бы тоже не мешало присоединиться к Агадиру, но я слишком устал, и на сегодня для меня впечатлений достаточно. Садитесь с нами, мастер — поужинаем, если ещё завтракать не пора… С вашим настроением бокал хорошего вина пойдёт только на пользу.
Блафф отказываться не стал, уселся рядом с Буширом. Клонмел налил ему вина и наладился вставать — сидеть вместе с гостями короля он приучен не был. А, как известно, где бы король не находился, хозяин за столом — всегда король. Все прочие — гости. К тому же, здесь, в Горе, из королевской сотни был только один Клонмел — не считать же мальчишку Индура. Значит, и обязанности охранника кроме сержанта исполнять некому. Пусть гномы и не враги, но бережённого — и боги берегут.
Король сержанта не удерживал: служба есть служба.
— Ну что, господа хорошие, рассказывайте, как конницу ловили. Не бегут ваши повязки, полковник, от конных-то?
— Первый удар на себя гномы приняли, сир. Для них в лесу и всадник — не всадник. Мои потом уже подоспели. А Трент — ничего, толковый командир. Честно скажу — опасался я Трента: самолюбив очень, всё с князем в популярности соревнуется… Только до Эрина ему далеко — широты характера не хватает… Но — молодец, не подвёл, не выпустил конных на дорогу. Вон и Блафф подтвердит — доволен я Трентом…
Блафф охотно подтвердил, что во всём согласен с Буширом. Значит, согласен и в том, что Трент самолюбив, опасно самолюбив, понял король. Но не беда: у Бушира не забалуешь, лишь бы Агадир в первую голову на мнение Бушира опирался. Не забыть сказать ему это при встрече, наедине, само собой — авторитет Хранителя беречь надо: хоть и молод, да не глуп, и нет никого другого на его место.
Поговорили о битве под стенами форта. Бушир вполне толково объяснял расстановку сил — и своих, и вражеских: командовать в этом сражении Агадир доверил ему. Собственно, больше и некому было, но этот вопрос не обсуждался. Для наглядности полковник использовал подручные средства: сервировку стола, и король с интересом слушал священника, за считанные месяцы выросшего в полководца.
Блафф с завистью смотрел, как Бушир, переставляя посуду, показывал направления атак и сильные, и слабые стороны что своих решений, что вражеских. Потом не выдержал, пожаловался королю: в битву, мол, его не пустили, и он проторчал, дурак дураком, всё сражение на стене форта, под охраной раздражённого своим неучастием в схватке десятка повязок.
— Это я приказал, чтобы его, не дай боги, не втянуло каким-либо сквозняком в середину сражения, — мимоходом прокомментировал жалобу Бушир. — Сами понимаете, сир, что значит — остаться без каменной связи. Вроде, как полуслепой становишься…
Король одобрил Бушира и выговорил Блаффу — за его немереное рвение, в ущерб общему делу. Гном и не спорил, понимая важность и Камня своего, и своей для работы Камня необходимой жизни, но… Про всякие «но» король думать категорически запретил, и перешли к обсуждению шкатулки.
— Где она, полковник?
— Внизу, у повязок во вьюках.
— Никто не полезет вскрывать?
— Из моих-то? Да ни за что, сир! Сами пальцем не тронут, и даже дышать на неё не дадут. Знать бы ещё, что в ней…
— А сами как думаете?
— Не знаю, сир. Может, такая же штука, что Аквиннар сожгла. Вид у неё необычный — не соргонская работа, сразу видно. А раз не соргонская, значит оттуда, из мира Безликих и Разрушителя. Потому и не взял её с собой в Гору — ещё сожжём ненароком…
— Сплюнь, Бушир, не приведи боги — сглазишь! — Блафф нервно сплюнул сам. Бушир последовал его примеру. — Такие слова лучше не говорить, а ещё лучше — не думать…
— Ладно, утром поглядим, что там за шкатулка, — подвёл итог король. — А сейчас — по койкам, господа, а то я с ног валюсь…
И король широко, от души зевнул…
Когда нет окон, трудно определиться со временем. Иди знай: утро, день или уже вечер сейчас там, за стенами Железной Горы. А, может быть, и новая настала ночь. Судя по самочувствию, спал долго. Во- первых отдохнул. Во-вторых — выспался, чего давно уже не случалось. Последний раз таким бодрым он просыпался ещё там, в Чернигове, задолго до изнурительной королевской жизни…
Василий потянулся, до сладкого хруста в суставах, и сел. Где-то здесь, у ног, помнится, оставлял лампу с закрытой, чтобы не задувать, шторкой. Теперь ищи её в потёмках: не нашаришь — так перевернёшь. О, нащупал! И комната — осветилась.
Как-то, побывав в гостях у мастера Трома, Василий увидел внутреннее убранство гномьего жилища. Нечто похожее было и здесь. Единственное отличие, сразу бросающееся в глаза — малое количество деревянной мебели. То есть, то, что приходилось часто передвигать, всё же оказалось из дерева. Стол и стулья, например. Прочее составляло со стенами единое целое: лавки, полки, кровать, одёжный шкаф (так понял король назначение каменного куба в углу комнаты)…
«— Адский труд, сир, — затараторила Капа. — Вырезать в скале комнату с мебелью, да ещё украсить такой тонкой резьбой… Одно неверное движение — и вся работа насмарку. Гномы — все чокнутые! Обожаю чокнутых, сир!»
Да уж, труд, если и не адский, то — каторжный. Это сколько же надо затратить любви и таланта на одну только комнату! Чудеса: камень вокруг, а — уютно. Чтобы гора не сосала тепло из тела, повсюду на полу лежали пушистые ковры, да пухлые подушки по лавкам, да перина пуховая — на кровати. А на стенах — контрастом с манящей мягкостью — щиты, мечи, кинжалы. Повеяло роскошью земного Востока, времён «Тысячи и одной ночи». Определённо, жить здесь было совсем неплохо…
«— И неплохо жить, — поддакнула Капа. — Каждый гном сам себе — султан. Вот только для гарема я не видела ни одной гномы…»
Гномы и король не видел. Не видел и маленьких гномят. Или как там правильно называть гномьих детей. Но дети есть — иначе кто тогда с Индуром возится? А раз дети есть, то где-то и мамы ихние должны быть… Но это всё — лирика, навеянная роскошью комнаты, а там, снаружи, ждала Василия суровая, грубая проза. Ждала война, ждал осквернённый Разрушителем Соргон, ждала несладкая королевская жизнь…
Вот только двери найти, чтобы в эту жизнь с головой окунуться… И где же она спрятана, эта дверь? Эти двери? Где? Дверей отчего-то не находилось. Поставив лампу, начал Василий стены ощупывать — для короля вполне достойное занятие. Гы-гы-гы! Нащупал. Не стену — полог с тем же узором, что и на стене: пока не тронешь — не отличишь. Радость-то какая — выбрался из спальни, да без посторонней помощи!
Вовремя выбрался, надо сказать: как раз накрывали стол, и Агадир с Буширом нетерпеливо поглядывали на суетящихся у стола гном. Да-да-да, именно гномьих женщин, то есть — гном. Не звучало в их адрес «гномка», резало ухо королю это слово. Женщины были аккуратные, не такие ширококостные, как гномы-мужчины, и, то ли из-за роста, то ли из-за округлых форм, больше соответствовали слову «гнома» —
