бы узкий коридор. Сейчас проход загораживал кто-то из оборонявшихся – железный визиер шлема закрывал его лицо почти полностью.
– Давай, Отто!
Лучший солдат наемников шагнул вперед. Скрестились мечи, лезвия по обычаю были заточены не острее, чем топор лесоруба, поэтому Отто, придерживая свой клинок рукою в латной рукавице, ловко использовал его для блоков. Теснота мешала размашистым рубящим ударам, а колющим – тяжелые доспехи фехтовальщиков.
– Прикончи его, Отто!
Наемник сделал вид, будто направляет свой меч в щит противника, но, слегка изменив движение, ударил по ноге, рыцарь, захрипев от боли, завалился на спину. Через него тут же перепрыгнул следующий из нападавших.
Бой на лестнице длился около часа. Защитники Халле стояли насмерть, отчаяние и ненависть придавали им силы. Нападавшим пришлось полить кровью каждую ступень. За это время погибло пятеро непокорных баронов и полтора десятка наемников графа Дитмара, в том числе и силач Отто, собственноручно зарубивший двоих. Когда граф Рогендорфский перешагнул последнюю ступень очищенной солдатами лестницы, путь ему преградил едва державшийся на ногах барон Хиссельхофер. Его лицо было обожжено, бровь рассечена, кровь заливала щеку.
– Поединок… Суд Божий…
«Всевышний и святые покровители, – подумал Дитмар, – наверное, этот человек потащится за мною и в ад».
– Вы надоели мне, любезный. Я не хотел вашей крови, но теперь пусть она прольется, несчастный глупец.
Граф выхватил меч и, не тратя времени, нанес удар, враг отразил его с неожиданной силой, лезвие меча Хиссельхофера полоснуло по груди Дитмара, но Рогендорфа спас непробиваемый, обшитый рогом хауберт. Однако от удара Дитмар пошатнулся – силач барон держал тяжелый меч: слабо заточенный, предназначенный для рубящих ударов. У Дитмара в руке был легкий острый эсток, который он придерживал второй рукою пониже гарды. Противники закружились по комнате – Хиссельхофер, истекающий кровью, из последних сил, яростно наносил удары, метя врагу в ноги, грудь, голову, граф, уклоняясь и вскользь парируя, выбирал момент, чтобы нанести точный укол, который отправит врага к праотцам. В дверях комнаты толпились нетерпеливые наемники, жадно всматриваясь в каждое движение противников.
За три часа до вышеописанных событий, в замке Лангерташ, наследный принц Гаген стоял у любимого некогда Гизельгером окна, выходящего к морю. Кричали чайки, набегала и отступала волна из живого зеленого стекла. Вот так все кончается, подумал он. Не увидеть больше отца, не решить своего старого спора и не стать им друзьями, как прежде.
Гаген вспомнил, как поморщился отец, когда узнал, что сын отпустил, разоружив, воинов-альвисов, выживших после угасания Сферы Маальфаса. Головы двух мертвых женщин и одного мужчины капитан конников привез повелителю в мешке. Теперь Гаген знал, кто такие альвисы. Знание пришло в свою очередь, но, как морская вода сквозь пальцы, ушли силы. Бесконечно далеким казался тот юноша, который у горящего дома в Нусбауме клялся себе, что такое не повторится в
Сзади кто-то почтительно кашлянул. Капитан Лохнер.
– Что тебе, Кунц?
– Мой принц, какие будут приказы по замку?
– Никаких. Может быть, что-то происходило?
– Да нет, ничего. Была тут одна веселая история утром.
– Что такое?
– Сумасшедший старик забрел к воротам, вроде монаха или священника, незнатный, сутана драная. Говорил, что желает видеть принца, твердил что-то насчет исповеди. Мы его прогнали. Ребята хохотали и хотели намять старикану бока, но я не позволил. Наверное, святой жизни человек, да только разумом стал некрепок от праведности.
– Погоди, Кунц, что он сказал, вспомни точно!
– Да вроде сказал – передайте принцу, пусть вспомнит об исповеди в церкви Святого Регинвальда, он весь от страха трясся, мало что понять можно было.
– Как его звали? Вспомни, это важно!
– А имя свое назвал – отец Гилберт… Мой принц, я могу идти? Мне пора проверить посты…
– Погоди, Кунц. Я передумал. Приказы по замку будут. Собирай гвардию, пусть вооружатся, возьмут лучших лошадей и запас стрел. Пригласи сюда императорского писца и отца-инквизитора. Мы поедем в
Великан Хиссельхофер согнулся от боли, держась левой рукой за правое предплечье, только что пронзенное мечом. Сквозь прорванную кольчугу и сжатые пальцы медленно проступали темно-вишневые капли. В следующее мгновенье он перехватил рукоять падающего меча левой рукой и нанес противнику сокрушительный удар навершием рукояти прямо в лицо. Из тонкого, породистого носа Дитмара хлынула кровь, стеклянно захрустели осколки двух передних зубов. Ярость захлестнула Рогендорфа.
– Ах ты мерзавец! Подыхаешь, но огрызаешься! Ты не заслуживаешь легкой смерти. Солдаты, – обратился к наемникам граф, – возьмите его и прикончите как пожелаете. Только не слишком быстро.
Кто-то из вассалов Дитмара пытался возражать – его без лишних уговоров оттеснили в сторону. Полдесятка выживших защитников Халле – покрытые ранами и обезоруженные – молча с ужасом наблюдали за происходящим.
Внезапно дверь на лестницу распахнулась.
– Что здесь происходит, граф? – перед убийцей императора стоял полноватый юноша с мягким лицом и задумчивыми карими глазами.
Мальчик осмелел-таки, подумал Дитмар, захотел все увидеть сам. Вот она, минута торжества…
– Мой повелитель. Ваше величество,
– Поднявший руку на божественное право власти заслуживает самой суровой участи, Дитмар… Капитан, арестуйте графа Рогендорфского за государственную измену и мятеж. И этих людей задержите тоже. Каждый будет выслушан. Суд императора – справедлив и беспристрастен.
Кунц Лохнер с подчеркнутой готовностью отсалютовал
Глава 20
Возвращение
Мы уйдем без следа – ни имен, ни примет.
Этот мир простоит еще тысячи лет.
