профессионалом.
— То есть за годы работы они превращаются в сознательных профессиональных разведчиков. Вы их что, натаскиваете?
— Такого слова у нас в лексиконе нет. Это называется обучением от встречи к встрече. Как выйти из дома, как провериться, нет ли за тобой хвоста. Как вообще прикинуть, какая вокруг тебя складывается обстановка. Кто обращает внимание, есть ли какие-то новые знакомые — люди, до того интереса к тебе не проявлявшие или вовсе не известные. Короче, мы все время даем наметки, на что обращать внимание, чтобы быть в себе уверенными. И с течением времени наши помощники становятся такими, как надо. Каждый помогал нам в своей области. Один — в радиолокации, другой — в авиации, третий приносил данные по высокооктановому бензину, четвертый — знаток отравляющих веществ. Они были профессионалами в своих областях науки и превращались в профессиональных разведчиков, которые знали, как не провалиться.
— Владимир Борисович, а тот человек, который сам пришел к вам и просветил нашу разведку и Курчатова относительно секретов немирного атома, — он так и останется для нас мистером Икс?
— Даю стопроцентную гарантию. Имен наших агентов не называли и называть не будем. А тех, кто вышел, как мы говорим, на поверхность, пожалуйста. И добавлю, Курчатов был и без мистера Икс ученым исключительно просвещенным.
— А мистер Икс? Он был известным ученым?
— Не очень. Но непосредственно участником важных исследований. Атомную проблему решали крупнейшие университеты — Эдинбург, Ливерпуль… Он был в курсе.
— Остался ли сейчас в Англии кто-то из этих ваших друзей?
— Вряд ли. Боюсь, ушли все… Мне тогда было 25–26, они — на несколько лет старше.
— В каком вы были звании?
— Старший лейтенант.
— Вы считаете, что в то время конспирацию соблюдали строже, чем сейчас, что она была надежнее, лучше?
— Безусловно. Тогда совершенно исключались разговоры между разведчиками на тему, кто и чем занимается. Сегодня болтовни очень много. Хочется похвастаться, как-то проявить собственную значимость. Какие-то намеки о том о сем. Кому это нужно?
— Другой вопрос: в книгах генерала Судоплатова немало пишется о сотрудничестве с Бором, Оппенгеймером…
— Хорошо хоть не записали сюда ярого русофоба и отца водородной бомбы Теллера! Бред это! Типичная сталинская подоплека о сотрудничестве иностранных знаменитостей с советской властью. Не шли они на такое…
После того как американцы испытали атомную бомбу и отбомбили Хиросиму и Нагасаки, Сталин принял решение перевести все наши атомные работы на гораздо более высокий уровень. При Государственном Комитете Обороны создали специальное управление № 1 под председательством Берии. При нем — Технический совет, которым руководил министр боеприпасов Ванников. В НКВД организовали отдел «С» — по фамилии любимца Берии Судоплатова. Он вел партизанские дела, но война закончилась, и генерала надо было куда-то пристраивать. В задачу отдела «С» входила обработка всей информации, которую добывала разведка по атомной проблематике, включая и данные от военных из ГРУ. Раньше все эти секреты известны были одному Курчатову Но даже он только делал себе заметочки, а самих текстов не имел. Теперь же информация пропускалась как бы по второму кругу: переводили, анализировали, доводили до сведения курчатовских помощников. В принципе решение абсолютно верное.
Второе задание отделу «С» сформулировали так: искать в Европе ученых — физиков, радиолокаторщиков… которые бы пошли на контакт с нами. Либо приглашать их в Советский Союз, либо договариваться о сотрудничестве там, на месте. И вот это уже — из области мифологии. Европа была опустошена, обсосана американскими и английскими спец-группами, которые раньше нас принялись за дело: заманить светлейшие европейские умы к себе, поселить в Штатах, использовать в собственных целях обнищавших светил. А не удастся — так за какие угодно деньги буквально перекупать любую атомную информацию. Из советской зоны оккупации Германии все находившиеся в ней ученые моментально перебрались на Запад. Ушли даже с нами до того сотрудничавшие.
Но Судоплатову надо было как-то оправдывать существование свое и отдела «С» — требовались акции, «почины», громкие имена. Так родилась безумная идея с Нильсом Бором. С высочайшего дозволения и, видимо, по подсказке лично Берии решили отправить к нему целую делегацию работников отдела «С». Узнали, что Бор вернулся в Данию, и поехали.
К собственному удивлению, группу возглавил только-только призванный в отдел доктор наук физик Терлецкий. Он работал с развединформацией как профессионал-ученый: сортировал, комплектовал, обобщал.
Но вопросы Нильсу Бору придумал даже не он. Сформулировали их настолько элементарно, были они так просты, что я никак не могу понять, зачем вообще все это затевалось. Преподнести себя повыгоднее Сталину?
Бор, человек деликатный, интеллигентный, к СССР хорошо относившийся, не мог отказать во встрече. Беседы в Копенгагене состоялись. О том, что такими вот рандеву рискуют подставить Бора, Судоплатов, конечно, не думал. А Терлецкий стеснялся, нервничал. Он-то понимал, с какой величиной имел дело. Однако этика этикой, а отказаться выполнить личное задание Берии не осмелился. Вопросы задал через приставленного к нему судоплатовского переводчика. Английским Терлецкий владел неважно.
Насколько же перекрывался нашей развединформацией этот список вопросов Судоплатова, и говорить нечего. Бор ничего ценного не сказал. Отвечал в общих направлениях. Результат миссии — нулевой. Зато из отдела «С» к Сталину пошло бравурное сообщение об умело выполненной операции. Но Бор, между прочим, сообщил службе безопасности о контакте с советскими. Не мог не сообщить. Вдруг узнали бы и без него? И что тогда, как с репутацией? Так что — засветились.
Понятно, что ответы Нильса Бора передали Курчатову. И он, досконально в проблеме разбиравшийся, дал всей этой показушной шумихе очень скромненькую оценку. Поездка получилась пустой.
Никакой помощи от Бора, Оппенгеймера и других столь же великих ни Курчатов, ни разведка никогда не имели. Давайте расстанемся с мифами.
— Владимир Борисович, как у вас сложилась жизнь после Англии?
— Нормально. Я же говорил, я кондовый научно-технический разведчик. В 1948–1950 годах работал в США. С 1956-го снова там — уже резидент.
— То есть возглавляли всю советскую разведсеть в Штатах?
— Легальную. Шесть лет.
— Ого! Почему все-таки вы не генерал?
— В мое время нам генералов не присваивали.
— И трудились в Штатах по тому же атомному делу?
— И по тому же, и не только по этой проблематике. Атомными вопросами мы и сейчас занимаемся — ставятся новые опыты в ядерной физике, появляются другие виды боеголовок… Надо знать, что делается.
— В США?
— Везде.
— Вторая мировая закончилась. Энтузиазм друзей-коммунистов угас…
— Согласен. Работать стало намного труднее.
— Бескорыстные и идейные, наверное, перевелись?
— К сожалению, да. И все же приходится искать, нанимать и оплачивать. Вера угасла, появился страх перед нами и своей контрразведкой.
— Но и мы ведь сами немало сделали, чтобы от себя отвадить?
— Мы много для этого сделали. Сегодня, признаюсь прямо, поиски помощников затруднены. Но бросать из-за этого работать никто не собирается. Жизнь внесла поправки в методы, и существенные.
— Покупаете?
