резкой перемене политической ситуации. Я ненавижу изменников, однако представить, какое психологическое давление уехавший туда испытывает, пожалуй, могу. Нервного срыва не исключаю.
— Но на полковника Олега Гордиевского, кажется, не давил никто. Тем не менее он сбежал в Лондон…
— Предал и сознает это. Страшно быть предателем! Как бы ни описывал себя Гордиевский в своих книгах, я уверен, что у него до конца жизни кошки на душе будут скрести.
— Слышал, будто ему все-таки разрешат вернуться?
— Ерунда! Сам не приедет, даже если разрешат.
— Но жена-то к нему уехала.
— Слава богу! Правда, сейчас они официально развелись.
— Согласитесь, люди теперь сто два раза подумают, стоит ли оказывать вам помощь, если в Службе попадаются такие, как Гордиевский.
— Нам лишь в последние несколько лет стало легче. А раньше, особенно в начале 1990-х, когда работали там, все это морально давило. И вы, журналисты, на нас нападали. Ну, скажите, было такое в США, в Англии? Взяли и огульно записали нас в НКВД.
— А вы тогда не поспешили объяснить разницу между НКВД и Службой внешней разведки…
— Теперь объяснили. Но по-прежнему все говорят о репрессиях НКВД и КГБ и никто не упоминает о репрессиях против разведчиков. Вы знаете о судьбе резидентов, которые были отозваны в Москву перед войной? Почти все погибли. А что было после смерти Сталина, когда в 1953 году Берия решил вывести всех руководителей разведки из-за границы? Трагическая судьба: лагеря, тюрьмы. Или возьмите 1938-й, когда всех увольняли, расстреливали…
— Но поставьте даже Абеля в теперешние условия, и работать ему…
— Ему было бы тяжелее жить! Вильям Генрихович был человек абсолюта.
— Иван Иванович, и под занавес последний вопрос: сейчас в мире все же потеплело. Долго ли осталось существовать вашей профессии?
— Потеплело — и прекрасно. А профессий древнейших в мире две. Какую из них поставить на первое место, сказать не решаюсь, и обе до сих пор в цене. Не знаю, как насчет девичьей, а наша не исчезнет до тех пор, пока будут существовать государства — хотя бы и с единым строем. Чего греха таить: требуется научно-техническая информация. Англичане интересуются французами, те — американцами. Разведки не работают против народов чужих стран. Они трудятся ради интересов собственной державы, и, значит, наших с вами. Не то что скоропостижной, а вообще кончины разведслужб не предвижу. Древнейшей профессии суждено таковой и остаться.
Банионис ничего не знал, но играл прекрасно
Народного артиста СССР Донатаса Баниониса было довольно легко разыскать в Паневежисе, где он тогда по-прежнему играл в родном театре. Актер, исполнивший в 1968 году роль разведчика Ладейникова в фильме «Мертвый сезон», отвечал на вопросы с легкой ностальгией.
— Скажите, Донатас, вы были знакомы с полковником Абелем лично?
— Я абсолютно честно говорю вам: не знал об Абеле ничего. Видел его издалека единственный раз на премьере «Мертвого сезона».
— А с его коллегами познакомились? Были же у фильма консультанты…
— Я этих консультантов-разведчиков не встречал. Хотя был один: приехал на съемку, когда мы снимали обмен на мосту. Мне этого человека показали и сказали, что это Конон Лонсдейл и якобы я его играю. Он вернулся в Советский Союз и, рассказывали, пишет свои мемуары о том, как работал там. Я Конону говорю: «О, Господи, вы совсем не похожи на разведчика». Действительно, он такой… не киношный. Конон посмеялся и ответил, что какой бы он был разведчик, если был бы похож. И говорит мне: «Вот вы такой же, как я». Это его замечание стало для меня как бы утверждением, что я смогу сыграть то, что мне приятно: судьбу человека. Но режиссера Савву Кулиша консультировали, контакт с разведчиками он и сценарист Владимир Вайншток имели. Потому что когда я что-то спрашивал, мне отвечали: «Да, твой прототип говорил то-то и то-то».
— И как вам в том фильме игралось? Роль-то по тем давним временам была не из обычных…
— Сценарий был написан как боевик. Но так играть я не согласился. Мне думалось, что важнее показать человека, который действительно пережил большие потрясения. Был разведчиком, его поймали, посадили в тюрьму, потом обменяли, и он вернулся. История трагическая. Играть мне было интересно. И мы стали менять сцены. Снимали отдельными кусками не то, что написано, а то, что я предлагал: не героическую ситуацию, а судьбу пострадавшего человека, которому трудно, который еще не знает, что его ждет после возвращения домой… Это ближе к жизни и правде! В «Мертвом сезоне» мне было очень хорошо играть: режиссеры сильные, партнеры тонкие. И героический сценарий мы переделали в человеческий. Был даже момент, когда после просмотра отснятого материала руководство «Ленфильма» хотело закрыть картину, а меня с роли снять.
— Но почему?
— Дескать, я не героический тип, а простой человек, которого народ не полюбит. Художественный же совет решил оставить все как есть. И потому я вспоминаю «Мертвый сезон» с удовольствием. А был там Абель или Лонсдейл, меня не интересует. Все равно после возвращения на родину они были засекречены…
Что ж, спасибо, Донатас Банионис. Может, время выступить со своими сугубо личными воспоминаниями и мне? Случаются в этой жизни совпадения — известный сценарист Владимир Вайншток, больше известный под псевдонимом Владимир Владимиров, бывал у нас дома. С моим отцом, журналистом и киносценаристом, автором еще довоенного «шпионского» фильма с придуманным папой названием «Граница на замке», они были в отношениях добрых. Рассказчиком Вайншток был отменным. Вот и о фильме «Мертвый сезон» говорил немало, правда, никогда не называя настоящих фамилий своих героев. И как человек доброжелательный, к отцу моему с симпатией относящийся, пригласил на громкую премьеру. Народу — толпы, и нежданное, по тем временам сенсационное начало фильма, когда в первых кадрах показали «настоящего Абеля». Сразу по рядам побежало: Абель в зале. Отец быстренько подошел к Вайнштоку: «Может, познакомишь с героем? Будет о чем написать для “Известий”». Вайншток испуганно замахал руками…
Рецензия отца вышла, сценарист благодарил его за хороший отзыв, только о знакомстве речи больше не заводили — да, такое уж было время…
У Абеля не было «мертвых сезонов»
Владимир Петрович Вайншток-Владимиров бывал в доме Абеля, став если не другом, то близким приятелем всей семьи. Вильям Генрихович, как и многие, любил «анекдоты от Вайнштока». Остроумный, всегда пребывающий в хорошем настроении и легко сходящийся с людьми, автор известных фильмов типа «Детей капитана Гранта», к написанию сценария о разведчиках подошел очень серьезно. Ему, как уже упоминалось, удалось привлечь в качестве консультантов двух настоящих нелегалов — Абеля и Конона Молодого.
Пробежало столько лет. Многих действующих лиц той истории уже нет с нами. А меня вдруг разыскал сын Владимира Петровича — Олег Вайншток. Мы встретились, познакомились, поговорили.
— Олег Владимирович, а как ваш отец называл своего героя — по правде или как того требовали обстоятельства?
— Конечно, отец знал настоящее имя, но всегда обращался Рудольф Иванович. Я же о настоящем имени узнал намного позже.
— Как они познакомились? Вряд ли — захотел, пусть и известный сценарист, свидеться с разведчиком
