черепа.
Неподвижное тело начало вздрагивать.
— И повреждение мозговых оболочек, — добавил он. — Это доказывают конвульсии… Да… Здесь и чудо не поможет. Есть зеркало?
Знахарь подал ему кусок разбитого зеркала. Доктор приложил его к открытому рту пострадавшей. Зеркало слегка запотело.
— Ну что ж, — развел он руками. — Единственное, чем можно ей помочь, так это сделать укол для поддержания сердца. А вообще она безнадежна.
Он открыл саквояж, наполненный сверкающими хирургическими инструментами. Знахарь всматривался в них как зачарованный, просто не мог оторвать глаз.
Тем временем доктор наполнил шприц прозрачной жидкостью из ампулы и сделал девушке укол.
— Жаль, через несколько минут наступит конец.
И он снова повернулся к Чинскому, собираясь снять бинты.
Знахарь тронул его за локоть:
— Пан доктор! Спасите ее!
— Глупый человек! — раздраженно бросил Павлицкий и отвернулся. — Как я должен ее спасать?!
— Но это ваш долг, — мрачно ответил Косиба.
— Не вам говорить мне о долге. А еще я вам скажу, что если в результате вашей перевязки у раненого начнется заражение, то вас посадят. Понимаете? У вас нет права заниматься лечением.
Знахарь, казалось, ничего не слышал.
— Пан доктор, сделайте ей операцию! — просил знахарь. — А вдруг удастся?
— Отвяжитесь от меня, черт возьми! Зачем тут операция?
И, обращаясь к Чинским, как бы беря их в свидетели, Павлицкий заявил:
— Я должен оперировать труп?!. У нее проломано основание черепа. Осколки, видимо, повредили мозг. Самый гениальный хирург тут не поможет. Вдобавок к этому проводить трепанацию черепа в таких антисанитарных условиях…
Он сделал неопределенное движение рукой, указывая на запылившиеся пучки трав под потолком, закопченные керосиновые лампы и мусор на полу.
— Если бы у меня были такие инструменты, как у пана доктора, — с упорством начал знахарь, — я бы сам попробовал…
— Какое счастье, что их у вас нет, а то быстрее оказались бы за решеткой, — уже спокойнее ответил доктор, занятый осмотром челюсти молодого Чинского. — Хм… действительно, сломана челюсть, кажется, ничего опасного. Однако без рентгеновского снимка определенно ничего утверждать нельзя. Поверхностное повреждение…
Доктор продезинфицировал рану и наложил свою повязку. Потом осмотрел руку и, увидев на ней два пореза, возмущенно закричал:
— Как вы посмели это делать!.. Как вы посмели… Наверное, каким-нибудь грязным ножом!
— Торчала кость, — оправдывался Косиба, — а нож я вымочил в кипятке…
— Я вас проучу!.. Вы за это ответите!
— И отвечу, — с покорностью ответил знахарь. — А что мне оставалось делать?
— Меня ждать!
— Так я же послал за паном доктором. К счастью, вас застали дома, а что, если бы не застали?.. Я должен был оставить раненого без помощи?
— И за это мы благодарны пану, — сказал пан Чинский. — Этот человек прав, пан доктор.
— Наверное, — неохотно согласился доктор. — Действительно, меня могло не быть дома. Сохрани нас Бог от заражения.
Пан Чинский достал из портмоне банкнот и подал знахарю:
— Вот вам за оказанную помощь.
Косиба отрицательно покачал головой.
— Мне не нужны деньги.
— Возьмите. Что бедных лечите бесплатно, это правильно, но от нас можете взять.
— Я не помогаю бедным или богатым, я помогаю людям. А этому паничу, если бы не совесть, то и вообще не помог бы. Это он должен был погибнуть, а не та несчастная девушка… Из-за него она сейчас умирает…
Пани Чинская обратилась к доктору по-французски:
— Можно ли уже перенести сына в машину?
— Да!.. — ответил доктор. — Сейчас я позову людей, только сложу инструменты.
Быстро собрав разложенные медикаменты и инструментарий, Павлицкий закрыл саквояж и вышел с ним во двор. В окно Антоний Косиба видел, как доктор положил саквояж в машину. И тогда родилось решение: «Я должен добыть их!»
Воспользовавшись суматохой вокруг молодого Чинского, знахарь вышел во двор. Дверца машины была открыта, шофер стоял с другой стороны. Достаточно было одного движения, и знахарь с саквояжем скрылся в избе.
Никто не заметил исчезновения саквояжа с инструментами. Несколько минут спустя машина двинулась в сторону Радолишек.
Знахарь не терял времени. Закрыв дверь на ключ, он с лихорадочной поспешностью разложил на столе добытые инструменты, поставил поближе лампу, после чего с большой осторожностью уложил безжизненное тело в удобное положение, перекрестился и приступил к операции.
Прежде всего следовало снять волосы на затылке. На отставшей коже виднелось большое синее пятно. Отек был небольшим.
Антоний еще раз приложил ухо к груди девушки. Сердце едва билось. Протянув руку, он взял острый узкий ножик на длинной ручке. Из первого пореза показалась темная кровь, которая впитывалась в полотняную ткань, заменяющую бинты. Второй, третий и четвертый… Уверенными, быстрыми движениями ловких рук он раздвигал пучки мышц. Обнажилась бело-розовая кость черепа.
Да, доктор Павлицкий не ошибался. Была вдавлена кость, а несколько мелких осколков проникли под нее и впились в мозг.
Прежде всего, следовало вынуть их с невероятной осторожностью, чтобы не проколоть оболочку мозга. Эта задача оказалась самой трудной и мучительной, тем более что тело оперируемой начало дергаться. Неожиданно конвульсии прекратились. «Все, конец!» — подумал знахарь.
Но операцию он не прервал. У него не было времени, чтобы проверить пульс. Он не отрывал глаз от раны и не знал, что за окнами, расплющивая о стекла носы, люди с надеждой следят за его отчаянными попытками спасти девушку.
Пропели первые петухи, когда он закончил операцию и зашил рану.
Знахарь опять перекрестился и приложил ухо к груди Марыси, однако ничего не услышал.
«Укол!» — мелькнула мысль.
Косиба без труда нашел в саквояже коробку с ампулами и шприц.
— Это вводил доктор!
После укола биение сердца стало прослушиваться более отчетливо.
Только теперь Антоний Косиба тяжело опустился на лавку, уронил голову на руки и зарыдал.
Он просидел неподвижно с час, а то и больше, совершенно измученный, почти в бессознательном состоянии. Потом он встал, чтобы проверить сердце Марыси. Сердце едва прослушивалось, но не останавливалось.
Едва передвигая ноги, знахарь собрал инструменты, помыв их, сложил в саквояж и, немного подумав, отнес саквояж в сарай. Раздвинув в углу сено, он всадил туда саквояж с инструментами как можно глубже. Там будет безопасно, там не найдут, не отнимут. Обладая таким сокровищем, насколько легче, лучше и быстрее сможет он проводить операции, даже такие сложные, как сегодняшняя.
— Как это сказал доктор? — задумался он. — Трепанация черепа… Да, трепанация… Понятно. Я же знаю это слово, но как-то странно оно вылетело из головы…
Он вернулся в избу, проверил пульс Марыси, задул свет и лег поблизости, чтобы слышать каждое ее
