дармоедкой до тех пор, пока не осмелятся сказать это вслух.
— Я должна уйти отсюда, должна… Только куда?..
Она знала от людей, что в магазине пани Шкопковой работает уже другая девушка. Во всей округе она не могла рассчитывать ни на какую работу. Никто же не знал, что она обручена с Лешеком, да никто бы и не поверил, даже если бы она решилась объявить об этом во всеуслышание. Зато все знали, особенно после катастрофы, что она встречалась с ним и вдвоем они ездили в лес. С такой репутацией нечего было рассчитывать получить место.
Нужно уйти… Но куда?
Она бросилась на кровать и залилась слезами. Марыся плакала над своей жестокой судьбой, над своей единственной большой любовью, которая не принесла ей ничего, кроме боли, стыда и несчастья…
— Лешек, Лешек, почему ты забыл обо мне! — повторяла, рыдая, Марыся.
— Эй, панна Марыся, обед! — раздался за окном голос Василя.
Она даже не шевельнулась, а минуту спустя он вошел в избу:
— Почему панна Марыся плачет?
— Не знаю, — ответила она, всхлипывая.
— Как так?.. Кто-нибудь обидел панну Марысю?.. Я прошу сказать мне!..
— Нет, нет…
— Тогда зачем плакать?.. Не нужно… Он беспомощно потоптался на месте и добавил:
— Когда панна Марыся плачет, я не могу этого видеть. Ну хватит… хватит. А может быть, кто-нибудь сказал что?
— Нет, нет…
Парень вдруг вспомнил, что недавно видел, как Зоня выходила из пристройки. Он вскипел от злости.
— Ну хорошо, — буркнул он и вышел.
Вся семья сидела за столом. Василь остановился на пороге кухни и спокойно спросил:
— Почему нет Марыси?
— Я звала ее, не знаю, почему она не пришла, — пожала плечами Ольга.
— Не знаешь?..
— Не знаю.
— А может Зоня знает?
Зоня повернулась спиной:
— Откуда я…
Василь взорвался:
— Так я знаю, черт бы тебя побрал!
— Что с тобой, Василь, что с тобой? — удивился старый Прокоп.
— А то, что она там плачет! Из-за кого еще она может плакать, как не из-за этой ведьмы? Что ты ей там наговорила?!
Зоня уперла руки в бока и воинственно подняла голову:
— Что хотела, то и наговорила. Понятно?!
— Тихо! — не выдержал Прокоп.
— Так чего он ко мне цепляется!.. Я ей ничего такого не сказала, а если даже сказала, так что?.. Она здесь из нашей милости, пусть не будет такой гордой.
— Не из твоей милости! — рявкнул, уже не владея собой, Василь.
— Так пусть идет на все четыре стороны! — заявила возбужденная Зоня.
— Она?.. — рассмеялся Василь, стараясь придать своему голосу злорадное выражение: — Она?.. Первой уйдешь ты. Еще неизвестно, не станет ли она большей хозяйкой, чем ты, вожжа!.. Не забывай, что отец уже старый, а потом я хозяин. Тебя я с удовольствием вышвырну на все четыре стороны. А захочешь мой хлеб есть, то будешь ей сапоги чистить!
Все замерли. Домашние и раньше уже замечали, что Марыся нравится Василю, а сейчас услышали это из его уст. Чувство его было, вероятно, глубоким, если у обычно спокойного парня эта ситуация вызвала такое возмущение, что он пригрозил выгнать из дому даже жену брата, которую любил.
Он стоял бледный, с перекошенным лицом и злобно смотрел на всех присутствующих.
— Тихо! — возмутился Прокоп, хотя в избе и так воцарилась тишина. — Тихо, я говорю! Ты, Василь, выкинь Марысю из головы. Не будь дураком. Не для тебя она, а ты не для нее. Сам поразмыслишь, и все поймешь. А ты, Зоня, иди к ней и попроси, чтобы пришла. И смотри, — погрозил он пальцем, — смотри, чтобы захотела прийти. И еще тебе скажу, Зоня, что нехорошо обижать бедную сироту! Бог тебя за это накажет.
— Я ее не обижаю, Бог свидетель, — ударила она себя в грудь.
— Так иди. Знай, что Антоний любит ее как родную. Как же так?.. Он в беду попал, а я хлеба и крыши пожалею для этой девушки? Побойся Бога, Зоня. Иди, иди…
— Почему не пойти, пойду.
Зоня побежала в пристройку. Обида уже прошла, а может быть, на Зоню подействовала мысль, что эта девчонка не будет ее соперницей, потому что, имея на выбор старого Антония и молодого и богатого Василя, она скорее всего выйдет за парня. Как бы то ни было, она начала извиняться перед Марысей, обнимать ее и целовать.
— Ну что ты, не плачь, я для тебя все сделаю, не стоит из-за меня слезы проливать. Хочешь этот зеленый платок в цветах? Хочешь, так я отдам его тебе… Ну не плачь не плачь…
Она гладила ее по волосам, по мокрому от слез лицу, гладила ее руки, пока, наконец, Марыся не успокоилась. Когда они вернулись в кухню, никто уже не вспоминал о конфликте.
Несмотря на доброту и заботу, какой семья мельника окружала Марысю, ее врожденная впечатлительность не давала ей покоя. Сознание того, что она стала обузой для этих людей и пользуется их добротой, не имея возможности отблагодарить, постоянно отзывалось в ней непрекращающейся болью. Неоднократно она пыталась помочь по хозяйству, но женщин в доме было много и ни одна не нуждалась в помощи.
Она тяжко страдала, все отчетливее понимая собственную беспомощность. О выезде без гроша в кармане не могло быть и речи. Оставалась лишь одна надежда, что пани Шкопкова примет ее к себе обратно.
Перед Рождеством Марыся, наконец, собралась в Радолишки. Она вышла довольно поздно, чтобы не показываться там днем.
Уже смеркалось, когда она остановилась возле дома пани Шкопковой. В комнатах еще не зажгли свет, и маленький Юзик не узнал Марысю.
— Мамы нет, — сказал он, — но вы подождите, она сейчас придет.
— Ты не узнаешь меня, Юзик? — протянула к нему руки Марыся.
— О… Марыся!
Он бросился ей на шею и начал тараторить, рассказывая самые важные новости. Она узнала, что в магазине сейчас работает тетя Зося, постоянно или нет, ребенок сказать не мог.
Вскоре пришла пани Шкопкова.
— О, Марыся, — поздоровалась пани Шкопкова с деланным добродушием. — Как поживаешь, дорогая девочка?
Марыся поцеловала ей руку.
— Спасибо, пани, сейчас уже все хорошо, но чуть было не умерла.
— Да, да… Надо зажечь лампу…
— Сейчас я зажгу, — бросилась Марыся за спичками, но пани Шкопкова сама взяла их.
— Да что ты? У себя дома я уж сама, — подчеркнуто сказала она. — Я знаю, что ты была в безнадежном состоянии. Что ж, это твоя вина, а я свой долг выполнила. Я предупреждала тебя, что из этого ничего хорошего не выйдет, но ты не слушала старой Шкопковой. Да… да!.. Пришла, наверное, за вещами?
— За вещами, — сказала Марыся и отвернулась, чтобы скрыть слезы.
