потому что я не дорожу ею, люди унижают, а Бог откуда-то свысока с безразличием смотрит на эту возню.
И что тогда?..
Столько лет я бродил по свету, не имея иной цели, кроме как получить пищу на день и кров на ночь. И вот тогда, когда появился в этой пустыне первый, единственный лучик света, когда я почувствовал в груди живое биение сердца и теплое человеческое чувство, когда понял, что обрел, наконец, цель и потребность в существовании, судьба нанесла удар и все разнесла вдребезги».
Как живо вспоминал он сейчас те страшные минуты, когда Марыся находилась между жизнью и смертью, когда в бессильном отчаянии он сидел возле нее, исчерпав все усилия, потеряв всякую надежду на ее спасение, не в состоянии даже молиться. То же самое он переживал по ночам в тюрьме. Его мысли настойчиво вращались над водоворотом разочарования, который втягивал, поглощал все, что он любил, для чего хотел жить, ради чего стоило жить.
И снова в нем пробуждались туманные, расплывчатые воспоминания. Казалось, что когда-то давно он уже переживал подобное несчастье. Но напрасно Антоний напрягал память: вспоминалось лишь странное имя, которое он, пожалуй, никогда не слышал и в то же время откуда-то знал, — Беата.
Почему это имя постоянно всплывало в его сознании? Почему своим звучанием вызывало тревогу? Что оно означало?..
Антоний Косиба лежал с открытыми глазами на жестком тюремном сеннике и всматривался в темноту, испытывая непреодолимое желание раздвинуть ее и выйти к свету. Но память останавливалась всегда на одних и тех же образах, как перед неприступной стеной.
…Осень и разползшаяся дорога; простая мужицкая телега, запряженная толстобокой маленькой лошадкой… Он лежит на телеге и спит, а головой больно ударяется о доски. От этой боли и толчков он проснулся…
А что было до того?..
Здесь вставала неприступная черная стена беспамятства, за которой скрывалась тайна: какая-то забытая, вычеркнутая из действительности жизнь. Знал он только одно: та жизнь существенно отличалась от настоящей. Она была связана с совершенно другим слоем общества и с загадочным именем — Беата.
В первые годы своих странствий он пытался проникнуть за эту преграду, отрезавшую его памяти доступ к прошлому. Он понимал, что, как и у всех, у него было детство и юность. В беседах со встречавшимися ему людьми он осторожно выяснял, что все помнят свое детство. Сначала он рассказывал о своем странном состоянии, а потом перестал, потому что этому никто не верил. Над ним только смеялись, но допускали, что у него есть основания забыть собственное прошлое. Но сам он продолжал напрягать мозг, продолжал свои бесконечные попытки преодолеть стену забвения. И каждый раз, измучившись, исчерпав себя до конца, почти в бессознательном состоянии возвращался к действительности и клялся себе, что таких попыток больше не будет.
Шли годы. Он привык, смирился со своим положением и отказался от бесплодных усилий вспомнить прошлое. Только иногда какое-нибудь происшествие неожиданно будило в нем смутную тревогу и страх, который испытывает каждый человек перед тайными силами, действующими в глубине его подсознания…
В тот день с раннего утра вместе с несколькими заключенными он занимался откапыванием лопнувшей канализационной трубы. Благодаря оттепели, державшейся уже несколько дней, поверхность земли превратилась в болотистое месиво, зато глубже почва оказалась замерзшей и приходилось работать заступом и киркой.
Около десяти часов со стороны канцелярии подошел старший охранник Юрчак.
— Ого, кажется кого-то вызовут на свидание, — высказал предположение один из заключенных.
Он не ошибался: вызывали Антония Косибу.
— К тебе пришла молодая пара, — объяснил охранник.
— Ко мне?.. Наверное, ошибка!..
— Не болтай, а иди в комнату для свиданий.
Там Антоний еще никогда не был. Его никто не навещал, и сейчас он ломал себе голову над тем, кто бы это мог быть. Если приехали Василь с Зоней, то охранник не назвал бы их так почтительно «паньством».
В первую минуту мрак, царящий в комнатке, разделенной решетками, не позволил ему узнать Марысю, тем более что одета она была не в свое пальтишко и берет, а в элегантную шубу и шляпу. Рядом с ней он увидел молодого Чинского.
Косиба едва преодолел внезапный порыв повернуться и выйти. Предчувствие подсказывало, что его ждет неприятное известие, какой-то неожиданный удар. Почему они вместе и что означает это переодевание Марыси?..
— Дядя Антоний! — позвала девушка. — Дядя меня не узнает?..
— День добрый пан Косиба, — приветствовал его Лешек.
— День добрый, — ответил он тихо.
— Пан Косиба, вам не о чем беспокоиться, — весело произнес Чинский, — скоро все будет улажено. Если бы я раньше узнал о неприятностях, которые свалились из-за нас на вашу голову, то давно занялся бы этим делом. Вам недолго осталось тут находиться. Мы сделаем все, чтобы ускорить апелляцию. Я убежден, что скоро вас выпустят. Как вы себя чувствуете?
— Спасибо, как в тюрьме…
— Дорогой дядя, вы так похудели, — заметила Марыся.
— А ты похорошела, голубка, — улыбнулся он.
Она кивнула головой в знак согласия:
— Это от счастья.
— От счастья?..
— Да, от большого счастья, которое встретило меня.
— Какое же это счастье? — спросил Косиба.
Марыся взяла Лешека под руку и сказала:
— Он вернулся ко мне, и мы никогда больше не расстанемся.
— Марыся согласилась стать моей женой, — добавил Чинский.
Знахарь схватился двумя руками за решетку, которая разделяла их. Ему показалось, что пол закачался у него под ногами.
— Как это? — подавленно спросил он.
— Да, дядя, — с улыбкой ответила Марыся.
— Лешек вылечился и возвратился из-за границы. Видишь, как несправедлив ты был по отношению к нему. Он меня очень любит, почти так же сильно, как я его…
— Наоборот, — весело прервал ее Лешек, — я значительно сильнее!
— Это невероятно, но скоро наша свадьба! Мы приехали сюда вместе с мамой Лешека. Она купила все эти вещи для меня. Как я тебе нравлюсь, дядя?..
Только сейчас она заметила странную подавленность своего старого друга.
— Дядя, ты рад моему счастью? — спросила Марыся и вдруг поняла: — Какие мы эгоисты! Мы забыли, что ты вынужден тут находиться. Не обижайся!
Знахарь пожал плечами.
— А кто ж обижается… Вот… не ожидал… Дай вам Бог всего самого хорошего…
— Спасибо, большое спасибо, — подхватил Лешек. — Но прошу вас, не беспокойтесь о своей судьбе. Мы поручили ваше дело самому лучшему адвокату в Вильно — Корчинскому. Он утверждает, что сможет освободить пана, а ему можно верить.
Косиба безучастно махнул рукой.
— А, не стоит труда!..
— Что дядя говорит! — обиделась Марыся.
— Ничего не жаль, — уверенно сказал Лешек. — Пан наш — самый большой благодетель. До конца жизни мы не сможем отблагодарить вас. И поверьте, пан Косиба, я расшибусь в лепешку, но вы будете
