— Да.
— Не кажется ли пану доктору, что Антоний Косиба, установив правильный диагноз и успешно проведя опаснейшую операцию, продемонстрировал большой талант хирурга?
Доктор заколебался.
— Вполне. Я должен признаться, что во многих случаях его способности озадачивали меня.
— Спасибо. Больше вопросов нет, — кивнул головой адвокат и с усмешкой посмотрел на прокурора.
Затем зачитали показания нескольких свидетелей обвинения с предыдущего процесса, после чего одного за другим стали вызывать свидетелей защиты. Дал показания старый мельник, его сын, Чинские и наконец целый ряд бывших пациентов Антония Косибы.
Их показания звучали почти одинаково: болел, угрожала инвалидность, он меня спас, о деньгах даже не вспоминал. Некоторые засвидетельствовали, что получали от знахаря не только лечение, но и деньги на дорогу. Вся округа знала о его бескорыстности. Засвидетельствовал этот факт и пан Чинский, у которого Косиба не взял ста злотых, хотя для него это была значительная сумма.
Трогательно прозвучало свидетельство Прокопа Мельника:
— Бог привел его в мой дом, оказав мне, грешному, моей семье и всем соседям великую милость. А что от Бога он, а не от злого духа, так знаю я, потому что от работы, угодной Богу, он никогда не уклонялся. Мог у меня все требовать, мог без работы за печью сидеть, есть и пить, но не такой он человек. При каждой работе был первым, смекалистый мужик. Так и работал, пока не забрали. А человек он уже немолодой. Так мы все просим Высокий суд освободить его во славу Бога и на пользу людям.
Седая голова старца опустилась в низком поклоне, прокурор нахмурил брови, а все присутствующие обратили взгляды на осужденного.
Антоний Косиба по-прежнему сидел, безучастно опустив голову. Он не слышал ни искусно построенных вопросов прокурора, ни контратак защитника, ни показаний свидетелей. На короткое мгновение его пробудил тихий, дрожащий голос Марыси. Тогда он поднял глаза и беззвучно пошевелил губами. «Ничего у меня не осталось, — думал он, — нечего мне больше ждать от жизни».
Тем временем был приглашен самый важный свидетель, показаниям которого адвокат Корчинский придавал особое значение. Хотя не только он, но и судьи, и публика с нетерпением ждали его появления. Свое веское слово должен был сказать знаменитый ученый, известный хирург, первое лицо в мире медицины, официальный представитель государства.
Кто не знал его лично или никогда не видел, тот именно так представлял себе профессора Добранецкого: высокий, в расцвете лет мужчина, несколько полноватый, с красивым орлиным профилем и высоким лбом. В каждом его движении, в звучании голоса, в полном достоинства взгляде сквозила уверенность в себе, которую дает только чувство собственной значимости, повсеместное признание заслуг и неоспоримого авторитета.
— Ко мне как к хирургу, — начал он. — обратилось несколько человек с просьбой, чтобы я дал заключение о состоянии их здоровья. Они в свое время подвергались разным серьезным заболеваниям, после чего были прооперированы сельским знахарем по фамилии Косиба. Аускультация и просвечивание с помощью аппарата Рентгена показали, что происходит…
Профессор стал перечислять фамилии выступавших несколько минут назад свидетелей, описывая их заболевания и степень риска для жизни, а также давая оценку проведенным операциям и результатам лечения. Часто звучали латинские названия, медицинские термины, профессиональные определения.
— Подводя итог, — закончил профессор, — я должен засвидетельствовать, что во всех приведенных выше случаях операции выполнены своевременно и совершенно правильно, характеризуются основательным знанием анатомии и спасли пострадавших от смерти или неотвратимого увечья.
Председательствующий обратился к профессору:
— А чем, пан профессор, вы можете объяснить тот факт, что человек, не имеющий никакого образования, мог проводить такие рискованные операции с благополучным исходом?
— Я сам задавал себе этот вопрос, — ответил профессор Добранецкий. — Хирургия по природе своей — область эмпирических знаний, основанных на опыте и наблюдениях тысяч поколений. Простейшие операционные приемы человек использовал еще в доисторические времена. Находки археологов, относящиеся к периоду бронзового века и даже каменного, позволяют утверждать, что уже тогда люди умели составлять сломанные кости, проводить ампутацию конечностей и тому подобное. Я считаю, что среди сельского населения, знакомого с анатомией домашних животных, встречаются такие наблюдательные самородки, которые со временем способны оказать помощь и людям, приобретая от случая к случаю все больше и больше опыта.
— Однако здесь, — заметил председательствующий, — среди случаев, перечисленных паном профессором, большинство пациентов страдало весьма сложными и опасными для жизни заболеваниями.
— Действительно. И, признаюсь, меня самого это ставит в затруднительное положение. Этот знахарь должен обладать не только опытом, но и феноменальным талантом…
Профессор задумался и добавил:
Интуиция… Да, интуиция хирурга, это очень редкий феномен. Лично я знал только одного хирурга с такой уверенной рукой и потрясающей интуицией.
— А что значит уверенность руки?
— Уверенность руки?.. Прежде всего, это умение наносить точные разрезы.
— Спасибо, — поблагодарил председательствующий. — Со стороны защиты или обвинения есть вопросы?
Прокурор отрицательно покачал головой, но адвокат Корчинский обратился к профессору:
— У меня есть. Нашел ли пан профессор у кого-нибудь из обследованных пациентов Косибы следы заражения?
— Нет.
— Спасибо. Больше вопросов нет.
Профессор поклонился и занял место в первом ряду рядом с Чинскими. И сейчас впервые он бросил взгляд на скамью подсудимых. Он увидел широкоплечего исхудавшего бородача, которому на вид можно было дать неполных шестьдесят лет.
«Так вот, значит, какой он, этот знахарь», — подумал он и хотел было отвернуться, но его остановило странное поведение подсудимого.
Антоний Косиба всматривался в него напряженным и одновременно отсутствующим взглядом. На его лице появилась непонятная усмешка, неуверенная и испытующая.
«Что за странный человек», — подумал профессор и отвернулся. Но спустя некоторое время вопрошающий взгляд знахаря снова привлек его внимание, он притягивал, гипнотизировал профессора. Выражение его вытянутого лица не изменилось, но глаза прямо-таки впивались в профессора.
Добранецкий нервно заерзал в кресле и стал присматриваться к прокурору, который как раз начал свою речь. Говорил он довольно монотонно, и это лишало убедительности его аргументацию, снижало накал его кратких заявлений, бесспорно, логичных и обоснованных.
Прокурор признал, что приговор первой инстанции оказался весьма суровым. Признал он также, что подсудимый Косиба не относится к числу шарлатанов низшего пошиба. Соглашался он даже с тем, что знахарь занимался медицинской практикой из благородных побуждений.
— Но мы, — продолжал он, — не армия спасения. Мы — представители закона. И не должны забывать, что подсудимый нарушал его.
Профессор Добранецкий старался сконцентрировать свое внимание на выводах прокурора, но ему не давало покоя непонятное чувство тревоги: он все время ощущал затылком взгляд знахаря.
«Чего ему от меня надо? — раздраженно подумал профессор… — Неужели таким способом он выражает благодарность за мои показания?..»
…Несомненно, здесь есть смягчающие вину обстоятельства, — продолжал обвинитель. — Но мы не можем игнорировать факты. Воровство всегда останется воровством. Укрывание краденого…
Нет. В таких условиях невозможно собраться! Глаза этого человека обладали удивительным магнетизмом. Добранецкий почти с гневом повернулся к знахарю и удивился: тот сидел, опустив голову.
