– Бред, – безапелляционно отозвался Сохатый.
– Я и не такое слышал, – пропыхтел Князь. – Когда человек дух испускает, всякое может наговорить. А тут даже не человек.
– Ты же сказал, что он обезьяна! – не удержался от сарказма Остапенко.
– Так и обезьяна, наверное, когда коньки кидает, может всякое наболтать, – парировал Князь, тяжело дыша.
Они выбежали из рощицы, пересекли открытый участок и стали подниматься на холм, где высился Храм. До цели оставалось не более сотни шагов.
Вход находился от них справа, и Остапенко приказал рассредоточиться. Люди взобрались на холм и начали продвигаться вдоль стены, сложенной на вид из отполированного желтоватого с красными прожилками мрамора. Вот показалась одна ребристая колонна, вторая, третья. Из-за угла возникли низкие белые ступеньки.
Валентин шёпотом приказал не стрелять без команды.
– Слушай, а это действительно Храм? – спросил вдруг Сохатый, оказавшийся рядом с капитаном.
Остапенко, продолжая красться, пожал плечами.
– Авван же что-то такое говорил – якобы Тигурд для своих пытается организовать новую религию.
– Надо же! – пробормотал Сохатый.
– Ай, потом давай рассуждать будем! – махнул рукой Валентин. – Вперёд!
Он первым бросился вверх по лестнице, направив оружие на широко распахнутый вход.
В тот же момент из-за колонны вышёл высокий тарланин в светлом одеянии, расшитом золотистыми и серебряными полосками. Более всего мужчина напоминал офицера морского флота в длинном летнем парадном кителе. Единственное, чего не хватало для полного сходства, – капитанской фуражки: вместо неё на голове тарланина красовалось нечто, напоминавшее шлем римского легионера. Выглядел мужчина весьма внушительно, хотя оружия у него и не наблюдалось.
– Стойте! – гневно прокричал он. – Что вы здесь делаете, ведь все гвардейцы брошены на подавление мятежа?! Следуйте приказам главкома!
– Извините, любезный, не записались на приём, – Валентин ловко обогнул его и хотел, было, броситься внутрь, но дорогу ему преградил второй тарланин.
Это был здоровенный детина уже в бронекостюме тоже ослепительно-белого цвета. В руках он держал трубу с коробом на конце, немного напоминавшую пулемёт «максим», снятый со станка. Капитан замер на месте – он узнал гравистрел, изображения которого показывал Авван. Действие оружия пока наблюдать не приходилось, но Валентин помнил предупреждения о том, что с близкой дистанции эта штука много опаснее, чем деструктор.
– Подчиняйтесь, господа, – пробасил тарланин. – В чрезвычайных обстоятельствах мы имеем право применять оружие даже против «верхних».
Валентин замялся, лихорадочно соображая, как обойтись без стрельбы.
– Мы действуем по заданию главкома, – начал он. – Поступили сведения, что к Храму движутся диверсанты…
Он собирался и дальше говорить хотя бы что-нибудь, чтобы выиграть время, но в этот момент лицо тарланина вдруг брызнуло кровью во все стороны, и он рухнул навзничь как от сильного удара.
– Удачно ты, Валя, стоял, – ухмыльнулся Князь. – Это я из-за твоей спинки пистолетик опробовал…
Остапенко сообразил, что Лобанов выстрелил из гравитационного пистолета.
– Козёл! – прошипел Князь, сплюнув на труп охранника. – Чрезвычайные обстоятельства, а сам шлем не закрываешь! Чего ты, Валя, рассусоливаешь – времени ж у нас ни хрена не осталось!
Служитель храма, похожий на морского офицера в шлеме римлянина, после секундного замешательства кинулся к упавшему оружию охранника, но Сохатый выстрелил из деструктора, и во все стороны полетели клочья белого мундира вперемешку с кровавыми ошмётками.
– Всякое бывало, но в церквах беспредела ещё не творил, – словно извиняясь, проговорил Сохатый, вертя головой. – Но это же не настоящий храм, верно?
– Нормально сработал, братан! – похвалил Князь. – А что до Храма этого, так он всё равно не православный, однако.
Остапенко промолчал и поднял гравистрел.
– Всем быть наготове! – приказал он и осторожно заглянул в большое помещение, начинавшееся сразу за дверями.
На удивление место действительно напоминало храм – скорее католический, чем православный или, тем более, мечеть, не говоря уже о буддийских храмах. Посредине зала стояли длинные низкие сиденья, а в дальнем от входа конце возвышались устройства, напоминавшие кафедры для чтения проповедей. По стенам шли искусные росписи, а под потолком, с которого свешивались длинные медного цвета полосы, парили какие-то цветные шары.
В помещение было пусто и тихо – похоже, смотритель и охранник находились здесь одни.
– Ну как, начальник, – спросил Князь Валентина, – мысли есть, что делать?
Остапенко напряженно думал – сообразить что-то сразу было не так просто. А время неумолимо убегало…
Он вспомнил, что на инструктаже Авван говорил, что если ничего похожего на то, что он описывал, земляне не найдут, то стоит просто попробовать приложить Кристалл к любой поверхности – возможно, тоже получится.
Валентин вытащил пластинку – ничего другого не оставалось, как экспериментировать. Он приказал своему малочисленному отряду занять пока позиции по сторонам от входа, а сам подбежал к одной из ближайших внутренних колонн и приложил Кристалл к мрамору.
Несколько секунд ничего не происходило, но потом вдруг кафедра шагах в двадцати справа издала свистящий шум. Вокруг неё заклубился, словно вытекающий из основания, уже знакомый тёмный «газ». Он не расходился, а сгущался, пока не превратился в некую почти непрозрачную тёмную субстанцию, формировавшую нечто вроде удлиняющегося на глазах «хобота». Это очень напоминало то, как возникло щупальце в зале в первом здании, где они побывали, но только в гораздо большем масштабе.
– Ого, получилось? – пробормотал Николай.
– Ты осторожнее, – предупредил Князь. – У нас только одна попытка!
Все как завороженные смотрели на растущий чёрный «хобот». Его конец равномерно пульсировал. Вдруг Валентин почувствовал, как пластинка под ладонью начала разогреваться, а потом завибрировала и вокруг неё тоже заклубилась темнота. При этом пластина становилась всё горячее.
– Эй, Валян, – долетел до него словно издалека голос Князя, – что такое? Ты сам уже в каком-то тумане!
Валентин ничего не ответил. У него неожиданно всё поплыло перед глазами, а желудок охватили спазмы, как в приступе морской болезни. Рука будто прилипла к горячему Кристаллу, а вместе с ним и к колонне. Всё окружающее, действительно, воспринималось как через дымку – вокруг него и впрямь клубился чёрный туман, и все звуки стали какими-то приглушёнными, словно заложило уши.
«Хобот» к этому времени вытянулся почти до потолка, достигнув в толщину более метра. Он наклонился в сторону Валентина и как бы в нерешительности остановился. Он был очень странный, словно не имел выпуклостей поверхности – казалось, в пространстве провели чёрной кистью плоскую полосу. И, тем не менее, когда торец «хобота» повернулся к Валентину, капитан мог видеть, что тот имеет идеальное круглое на глаз сечение.
– К нам летят гравилёты! – как сквозь вату раздался крик появившегося в проходе Сохатого. – Три штуки!
– Блин! – закричал Князь. – Ты можешь скорее, Валентин?!
– Да что я?! – хотел крикнуть капитан, но услышал только какое-то сипение. – Я руку убрать не могу!..
Колонна, к которой он приложил пластинку, принялась ходить ходуном, чуть не вывихнув ему руку. Потом она так же резко замерла и басовито загудела.
«Успели? Не успели? – лихорадочно думал Остапенко на грани отключившегося сознания. – Попал вирус в мозги Артефакта? Или нужно было отдать пластинку этому „хоботу“?»
