двинулся к воротам.
Капитан бросил взгляд вдоль улицы и переложил автомат поудобнее – ладони вспотели. Какая-то волна безотчётной, и этим ещё более неприятной тревоги, вызванной пугающей неизвестностью, стала медленно обволакивать его со всех сторон.
Валентин нервничал: ситуация, без сомнения, выпадала из всяких стандартов последних лет. Нападение обычной банды не оставило бы после себя убитого таким образом мальчика, странно обгоревших столбов, разрушенного неизвестно чем дома. Бандиты с правобережья, как правило, вообще старались не убивать людей, а увести их на свою территорию. Всё логично: после Катастрофы и первой очень голодной и неустроенной зимы выжила едва ли половина населения, так что в рабочих руках нуждались все, а таджики теперь сюда не приезжали.
Николай, держа автомат в боевом положении, прошёл через пустой двор и толкнул ногой дверь дома. Пронзительно скрипнув, та распахнулась, и Шорину стали видны пустые сени, залитые то ли водой, то ли еще чем – в полутьме не разобрать.
Старшина негромко позвал, но ответом ему была гробовая тишина.
– Народ, выходи! – уже громче крикнул он. – Мы свои, из губернской милиции, бояться нечего! Хоть кто живой есть?
В доме царило безмолвие. Николай бросил взгляд назад, но машину с этого места уже не было видно.
– Захожу внутрь, – тихо сказал он в карманную рацию, непозволительную роскошь в нынешние времена для большинства, не считая окружения губернатора и подразделений полковника Пролякова.
– О’кей, – отозвался капитан, еще раз «просканировал» улицу взглядом, выключил двигатель и подбежал к воротам.
Теперь он хорошо мог рассмотреть глубокие чередующиеся борозды перед домом. Они шли поперёк улицы, проходили рядом с повреждённым углом, а затем круто поворачивали и исчезали за другим строением.
Остапенко занял позицию в проёме сорванной калитки так, чтобы видеть одновременно двор дома, улицу, и УАЗ.
Тем временем Николай нырнул в низкий дверной проём и тут же чуть не растянулся на полу: разлитая жидкость оказалась самодельным подсолнечным маслом – сейчас он уже чувствовал его отчётливый запах. Аккуратно ступая, он прошел в конец сеней, где крыша избы покосилась, и через разошедшиеся доски кое- где даже виднелось небо.
«А ведь и завалить может ненароком», – подумал Николай и постарался, как можно тише, открыть перекошенную дверь, ведущую внутрь дома.
Женщину, бледную и растрёпанную, он увидел сразу – она сидела на полу в большой разорённой комнате. На звук открываемой двери она подняла голову и уставилась на Шорина пустыми безумными глазами.
– Вы одна? – зачем-то шёпотом спросил старшина.
Женщина передёрнула плечами и вдруг истошно заорала. Шорин выставил перед собой ладонь.
– Тихо, тихо, – успокаивающе произнес он. – Я свой!
Однако женщина голосила, не переставая. Николай осторожно приблизился к ней, секунду смотрел, а потом отвесил оплеуху. Несчастная дёрнулась, но замолчала, дико тараща глаза.
– Мы из Воронежа, – объяснил Шорин, – отдел по борьбе с бандитизмом. Успокойтесь, все будет хорошо!
Он опустил автомат и огляделся. Обычная общая комната, типичная для деревенского дома в этих местах. Видавший виды сервант – чуть покосившийся, с раскрытыми дверцами, из которого высыпались рюмки и тарелки, старенький, давно не работающий телевизор в углу, а над ним икона с лампадкой. Перевёрнутый стол – по полу разбросаны остатки обеда, скатерть, осколки стекла и фарфора. Слева виднелись ещё две двери.
Впереди стена дома была частично разрушена, да и правая сторона покосилась, ощерившись разошедшимися бревнами. Сквозь разломы просматривался огород с парой яблонь и кустами крыжовника.
– Так вы тут одна?
Женщина, прижав кулаки к губам, молчала. Не спуская с неё глаз, Шорин бочком подошёл к двери в другую комнату. Несчастная шумно, навзрыд вздохнула и всхлипнула.
– Спокойно, спокойно! – Шорин осторожно просунул ствол автомата в маленькую спаленку.
– Васенька… – вдруг тоненьким голоском произнесла женщина. – Ва-асенька!
Шорин оглядел спальню – пусто.
– Какой Васенька? – переспросил он. – Где?
– О… – Из глаз женщина вдруг потекли слёзы, и она закрыла лицо ладонями.
– Да кто здесь был – бандиты?
Женщина, давясь рыданиями, истово замотала головой. Старшина секунду смотрел на неё, а затем осторожно прошёл и заглянул в другую комнату – тоже никого. Будь он проклят, если что-то понимает!
– Дайте я вам помогу встать, – предложил он, возвращаясь к женщине. – Здесь нельзя оставаться, дом может рухнуть.
Женщина всхлипывала.
– Васенька… – повторила она и дрожащим пальцем указала на обрушенную стену.
– Господи! – только и сказал Шорин, заметив наконец то, что лежало в самом низу у стены.
Косясь на проваленную крышу, он подошёл ближе. Под бревнами, отброшенными в сторону, лежал ребёнок лет шести. К сожалению, ничто уже не могло его спасти – мальчика просто раздавило.
Николай присел рядом с женщиной и обнял её за мелко вздрагивающие плечи. Она уже не кричала, а только закрывала ладонями лицо и часто всхлипывала.
– Что у вас тут случилось? – как можно мягче и ласковее спросил старшина и погладил женщину по голове. – Кто на вас напал? Мы их перестреляем, подонков, – куда они делись?
Несчастная вздрогнула от его прикосновения.
– Из города вызвали отряд, скоро здесь будут наши, – продолжал Николай. – Дом-то как разрушили? Танк проехал, да?
Женщина снова помотала головой и наконец отняла руки от лица.
– Не-е-ет, – выдавила она из себя, и её лицо вдруг исказила диковатая гримаса. – Жук это был… Жук!
– Жук?! – опешил Николай, начиная подозревать, что женщина тронулась умом от пережитого горя. – Какой жук?!..
Тем временем Остапенко, ещё раз взглянув вдоль пустынной улицы и слыша обрывки разговора внутри дома, отступил от ограды в глубь двора, стараясь понять, с кем говорит напарник. Он старался не выпускать из поля зрения проём калитки и был уже на полпути к крыльцу, когда услышал, как на улице за забором хрустнула ветка.
Валентин на мгновение замер, а затем быстро взбежал на крыльцо, нарочито громко топая по ступенькам. Укрывшись в сенях, он присел за косяком на колено и стал ждать. Несколько секунд спустя еле слышно скрипнули доски, проложенные дорожкой от ворот к дому. Капитан вытащил маленькое зеркальце и у самого пола высунул край наружу.
Он ожидал увидеть серьёзного противника, но, несмотря на совершенно некомичную ситуацию, усмехнулся и облегчённо вздохнул. К дому крался типичный деревенский дедок, прямо дед Щукарь какой-то: несмотря на летнюю пору – драная телогрейка, валенки с галошами и засаленная шапка на голове. В руках дедок тискал охотничье ружьё – ствол, направленный в сторону двери, безбожно прыгал вверх-вниз.
«Интересно, – подумал Валентин, – где он прятался, да так, что мы его не заметили? Хорошо хоть не саданул без предупреждения в спину».
– Дедуль, – крикнул он, не высовываясь, – не глупи! Мы из губернской милиции.
Валентин увидел в зеркальце, как дедок чуть не подпрыгнул: он наверняка не ожидал, что манёвр будет раскрыт. Замешательство продолжалось, однако не более пары секунд.
– Ага, – крикнул «Щукарь» и завертел головой, пытаясь понять, откуда его заметили, – а я почём знаю,
