Дылда Доминга
Вампирская сага Часть 1
Глава 1
Билли весело и жизнерадостно напивался в одном из своих любимых баров в компании новых девушек. Он был представителем новой расы — созидателей стиля и рекламных компаний для масс. И даже напивался не банально водкой или виски, а нескончаемым перечнем коктейлей, как будто и в этом занятии он должен был блеснуть оригинальностью своей мысли.
— Тимми, — позвал он пробегающего мимо официанта, — налей-ка мне «соленую собаку».
— Держи, — улыбаясь, протянул ему коктейль мужчина с татуировками в облегающей черной майке.
— А, старина Джейк, — обрадовался Билли. — Это бармен, — кивнул он девчонкам. Те радостно захихикали, пялясь на татуировки Джейка.
— Тебе уже можно было бы собаку без водки, — тихо заметил приятелю Джейк.
— В смысле, одно молоко? — улыбнулся Билли.
— Иногда наступает время и для молока.
— Да ну, Джейк, прекрати, — мотнул головой Билл, — я еще и не начинал. Для драйва, знаешь, сколько надо топлива!
— Кстати, о драйве, — серьезно сказал Джейк, склонившись к Билли. — У нас планируется некая рекламная компания, насколько я знаю. Ну, понимаешь, нужна свежая струя.
— Дружище, ты по адресу, — Билл распахнул улыбку на все 32 зуба.
— Ты знаком с нашим владельцем? — с каким-то оттенком замешательства в голосе спросил Джейк. При этом он стал потирать череп на правом предплечье так, словно пытался от него избавиться.
— Э, да ты никак нервничаешь, — заметил Билл, не смотря на то, что уже был прилично навеселе. Когда речь заходила о работе, он словно включался, независимо от того, на каком моменте его прервали.
— Ты и сам занервничаешь, — мрачно предупредил его Джейк. — Так тебе… вашей конторе нужна эта работа?
— Само собой, — кивнул Билл, — ну, мы, как всегда, на высоте, ты знаешь. Но сейчас период затишья.
— Идем, — махнул ему рукой бармен, и Билл послушно последовал за ним в подсобные помещения.
На ходу Джейк сунул ему пару подушечек ментоловой жевательной резинки:
— Блин, Билли, зажуй, от тебя такой факел.
Билл ухмыльнулся и не глядя забросил подушечки в рот:
— Я в норме, приятель, лучше не бывает.
— Ага, — с сомнением покачал головой Джейк. Но, тем не менее, довел его до двери из темного дуба, постучал, просунул туда голову и после пары фраз, которыми они обменялись с кем-то внутри, распахнул дверь пошире. В комнате, по внешнему виду напоминающей офис, за темным столом сидел мужчина с длинными черными волосами, забранными назад и тяжелым проницательным взглядом. Он не заметил или сделал вид, что не заметил, как разит от Билли, говорил кратко и по существу. Надо отдать должное Биллу, он не ударил в грязь лицом и вел себя, как обычно с клиентами, пару раз даже умудрившись удивить владельца свежим взглядом на вещи. Таким образом, можно было сказать, что проверку на прочность Билли прошел.
— Когда вы сможете этим заняться, Билли? — спросил незнакомец.
— Как только переговорю с нашим боссом. — Ответил Билл. — Но это не будет большой задержкой, — уверенно улыбнулся он, — мистер… простите, не расслышал Вашей фамилии.
— Я ее и не называл, Билли. Зовите меня мистер Дориан.
— Очень рад знакомству с Вами, мистер Дориан.
— Взаимно, — ответил Дориан и пожал руку Билли на прощанье.
Джейк задержался на какое-то время в дверях:
— Простите, мистер Дориан, он сегодня немного перебрал.
— Ничего, — кивнул хозяин, — я приятно удивлен. Если он и сейчас способен на хорошие идеи, этого больше, чем достаточно. — И углубился в свои дела, показывая, что разговор окончен.
За окном раздался плач ребенка. Дориан и сам не знал, зачем снимал эту небольшую квартиру в старом здании. Возможно, для того, чтобы иногда укрываться в ней днем на покой и чувствовать себя ночью комфортно, располагая своим собственным домом. Возможно, ему просто доставляло удовольствие стоять у окна, вслушиваясь в звуки ночи, в уединении. Ребенок продолжал истошно кричать.
— Вот и еще одна душа пришла в мир на страдания, — тихо произнес он, прислонясь к балконной двери и прикрыв глаза. Он знал, что злые стали злыми потому, что их сделала такими жизнь. Он знал, что есть вещи, которые не исправить — такие вещи, как боль и опыт, меняющий людей до неузнаваемости, такие вещи, как кровь и смерть. Не говоря уже обо всех тех вещах, что произошли с ним за эти годы, десятки, сотни лет. Он уже давно сбился со счета, бывали времена, когда намеренно уставал считать и впадал в некое бессмысленное и бездейственное состояние, устав воспринимать, что-то делать, изображать. Изображать жизнь — так наиболее точно мог он определить то, что делал. Плач еще одного человека знаменовал его приход в жестокий и бессмысленный мир. Но в конце пути этого изменившегося, обозленного, запутавшегося, или съехавшего, всепрощающего и доброго человека ждало освобождение в виде смерти. А Дориана не ждало ничего. Для того, чтобы хоть что-то в его существовании изменилось, ему недостаточно было быть и ждать, как обычному человеку, ему нужно было самому сделать шаг в никуда. И он бы солгал, если бы сказал, что не задумывался об этом, и, возможно, слишком часто в последнее время. Почему? Да потому, что он испробовал все: он уже верил в любовь и испытал все степени разочарования в ней, верил в то, что существование их расы — это дар, переживал манию величия и ощущение полной своей беспомощности, взлетал в небо к звездам и валялся ничтожный в грязи, испытывал все и так много раз, что это становилось утомительным. Испытывал, пока не осталось ничего, пока внутри не перегорело все, что может гореть. И тогда он стал по-настоящему пустым и холодным. Теперь он сознательно ощущал жалость к людям, мающимся в этом мире, потому что знал каждую их страсть и порок, и все их первопричины, но больше не сопереживал, потому что утратил эту способность вместе с желанием и возможностью испытывать все человеческое. Именно это отличало таких, как он, от живых — не холодное тело, голод, сверхспособности или клыки — а исключительная пустота внутри. Дориан был мертв изнутри и осознавал это. Он больше не ощущал ничего, все было выжжено, как степь после пожара, и, казалось, пройдет еще немного времени, и даже дым выветрится, и тогда не останется уже совсем ничего. Потому он хотел уйти, пока еще хотя бы запах дыма от бывшего Дориана оставался в нем. Уйти по-человечески тихо, так, словно сам способ ухода мог вернуть его немного назад: без пафосного самосожжения в первых лучах солнца, не самоубийством, а предоставив жизни самой решать, как это случится — лишь немного помочь, подтолкнуть в ее обычном водовороте, позволив другим сделать это, всего лишь не мешая кому-то осуществить судьбу.
— Билли, чертов ты засранец, — разрывался Том, — это же твой клиент. Он тебе доверяет. Мы еще ничего с ним не заключили, и если ты сейчас не притащишь свою задницу в его клуб, все может пойти прахом.
Билл периодически нырял башкой в стол, и глаза его более походили на глаза бессознательного существа, а звуки, вырывавшиеся из глотки, напоминали нечленораздельные.
— Как он мог нанять эту пьяную скотину, — возмутился Том и пнул вялое тело, цеплявшееся за стол.
— Простите, что прерываю, — в дверь заглянула Сэм.
