Свистом резнули воздух утиные крылья, помчался селезень к озерку, но опрокинулся, срезанный острым когтем. А кречет уже подхватил его и тяжело полетел с добычей. Над камышами колыхалась стайка легких утиных перьев.
Снова ушел кречет в подоблачье и долго-долго кружил над камышовым озером. На нем суетились утки, в камышах гоготала гусыня, не спеша низко прошли над водой два белых лебедя — даже в полете они горды и неторопливы. Опустились, взбуравив воду, на середину озера и поплыли, тихо курлыкая.
Должно быть, их высматривал кречет. Стрелой просвистел он над первым лебедем, но тут же был отброшен ударом могучих крыльев птицы. Взмыл кверху и снова ринулся на лебедя, вытянув когти. Лебедь быстро и сильно отбивал хищника ребрами крыльев, и не мог кречет пробиться сквозь удары.
Святослав подивился ловкости и силе гордой птицы — привстав на воде, она грудью встречала кречета. К ней с тревожным кликом подоспела другая, и кречет торопливо полетел прочь. Он сел прямо на берегу, тяжело дышал и разевал клюв. А лебеди, торжествующе прокурлыкав, поплыли рядом в камыши.
Святослав залюбовался ими. Чем-то напоминали они половчанку — то ли осанкой своей, то ли спокойной неторопливостью.
Нет, не ее, другую.
Была ли она, эта встреча, не приснилась ли?
Была. Где-то живет на земле девица с глазами, как утреннее небо, и серебристыми тяжелыми косами. Она ждет князя, она зовет его. Она понимает его тоску, знает о его беде.
Представил Святослав — поднимается солнце за дальними лесами, засветились церквей золотые маковки. И вся в бело-розовом, как для свадьбы, стоит печальная девица на городской стене. Ветер шевелит легкое покрывало и нежно касается бледных щек.
Простерла она хрупкие руки и не на князя смотрит, а куда-то вдаль. Битва ей видится.
В глазах ее мольба и горе.
Смешались в жестокой битве русские и половцы, лица черны от пота и пыли.
А девица тянет руки к солнцу в великой скорби:
Святослав ощутил соленый осадок на губах. Подумал: «Вот так и Ярославна, добрая жена Иго-рева, все глаза на степь проглядела, призывая мужа».
Вздохнул Святослав всей грудью и растянулся на траве, закинув руки за голову. Тихо плыло по небу лохматое рыжее облако, и парил под ним белый кречет.
Надсадно закричала утка в камышах. С тревожным писком пронеслись мимо белобрюхие кулички.
И хорошо было Святославу. Будто сил прибавилось.
Верил он — теперь скоро, очень скоро вернется на отчую землю. Вернется не с опущенными глазами. Принесет он людям сказание о походе в далекую степь, о битве, равной которой не видывала земля.
ПУТНИКИ
Трижды крикнул петух. Крикнул, прохлопал рыжими крыльями и потянул привязанный к ноге шнур. Сердито квокнул, скосил глаз на спящих у потухшего костра людей.
Один из них завозился, поежился, встал.
— Али Саиб приветствует тебя, кочет, — воскликнул человек. — Ты прав: сон приятен, но зачем отдавать ему лишние мгновения жизни. Сохраним их для глаз и ушей своих. Жизнь коротка, а наш путь бесконечен.
Было свежо. Далеко-далеко в тесной щели меж краем степи и темной тучей пламенел восход. Ночь уходила, хоронилась в притихшие ковыли. Недалеко паслись стреноженные кони. Спины их были влажны от росы.
Человек поежился, потянулся, сбрасывая остатки сна. Навалил в костер сухой травы, стал ворошить золу. Заклубился желтый дымок, языки пламени заметались на стеблях.
Человек придвинул кожаную сумку, достал хлеб и мясо. Ломоть хлеба петуху бросил.
— Ешь, чтобы жить, но не живи, чтобы есть, кочет, — торжественно произнес человек. — Конечно, ты мечтаешь, верный спутник мой, о пшеничных зернах. Ты заслужил их, объявляя время своему хозяину. Но сказал поэт:
