– Скажите мне, миледи, вы, несомненно, жаждали более изысканной церемонии. Вся эта спешка кажется мне неестественной.
Ровена не чувствовала потребности быть откровенной.
– Для меня это не имеет значения, милорд.
Холодный ветер трепал ее богатые одежды. Дрожащими руками она плотнее закуталась в плащ. Почему на него не действует холод? Она снова вздрогнула.
Заметив это, он ступил ближе и своим массивным корпусом заслонил ее от ветра.
– Тогда вы самая необычная из женщин, если эта бедность не трогает вас. Или, может быть, – он взял ее за руку, его пальцы показались ей горячими, – я не пришелся вам по вкусу?
Ровена быстро взглянула на него.
– Вы дразните меня, милорд. Я видела вас в течение лишь нескольких минут, а говорила и того меньше. Как вы можете ждать от меня ответа на вопрос, пришлись вы мне по вкусу или нет? – Она бросала резкие, будто отточенные слова.
Улыбка лорда Грэстана тронула его губы, но настороженные серые глаза оставались серьезными.
– Я рад узнать, что вы еще не вынесли мне приговор, миледи. Я очень тщеславен и не мог бы с легкостью перенести, если бы он оказался суров. Как вы относитесь к разочарованию слуг, что мы не разыгрываем из себя возлюбленных?
Она с удивлением взглянула на него.
– Возлюбленных? Мы едва знакомы. Слугам об этом известно.
– О, но даже слабейший намек на привязанность доставит им удовольствие.
Лорд Грэстан показал на слуг и крестьян, которые наблюдали за ними с почтительного расстояния.
Ровена посмотрела на него сузившимися глазами.
– Моя жизнь – это не чье-то развлечение.
Он играл с ней так же, как кот забавляется с мышью перед тем, как ее съесть. Доказательством тому была его тонкая насмешливая улыбка. Наступило неловкое молчание, но Ровена не смогла дольше сопротивляться желанию задать вопрос.
– Могу ли я спросить у вас кое-что?
Когда он наклонил голову, она продолжила:
– Вас не заботит, что я против своей воли выхожу замуж?
Это заявление заставило его громко рассмеяться. Веселость лорда Грэстана была неподдельной. Потом, все еще широко ухмыляясь, он сказал:
– Милая моя, все женщины нехотя идут замуж. Такова их природа. Пойдем, пора.
Ее родители присоединились к ним, и скоро, слишком скоро, Ровена стояла с женихом у дверей крохотной деревенской церквушки.
Священник нервно откашлялся. Для такого простого человека, как он, это был момент, внушающий благоговейный ужас. Дворянские свадьбы всегда происходили в аббатстве. Он был сыном крестьянина, который лучше разбирался в стадах и полях, чем в католических ритуалах. Сейчас же перед ним стояли его теперешний лорд и еще один рыцарь, более могущественный, который в один прекрасный день станет хозяином этого владения. Священник повернулся к невесте и спросил, добровольно ли она вступает в священный союз.
– Разумеется, добровольно, – проворчал лорд Бенфилд. – Ближе к делу.
Священник откашлялся. Его руки задрожали сильнее, когда он спросил:
– Нет ли препятствий к этому браку? Вы не близкие родственники?
– Дурак! – заорал на него господин, – начинай перечисление собственности и обетов.
Священник подскочил, чуть не столкнул невесту, потом расправил свой запачканный и заштопанный стихарь и снова откашлялся.
– Милорд, вы не дали мне списка, чтобы перечислять, – запинаясь, проговорил он.
– Божьи зубы, – выругался лорд Бенфилд. – Я сам сделаю это!
Ровена внимательно слушала своего отца, когда тот перечислял земли, составлявшие ее приданое.
– Замок в Провей с прилегающей землей до самой церкви. Четыре фарлонга пахотных земель и лес в Оксбоу…
Ровена была поражена. Она не подозревала, что семья ее матери так богата. Когда отец закончил, ее жених начал перечень того, что будет принадлежать ей в продолжение их брака.
– Я, Рэннольф Фиц-Генри, господин Грэстана, Эшби, Блэкли и Апвуда, даю моей жене в собственность поместье в Апвуде с тремя овинами, двумя мельницами и голубятней. Четыре надела пахотной земли, как и поместье, будут в ее распоряжении, как и право на обычный сбор всех штрафов и выплат. Это принадлежит ей до самой смерти. – Здесь он сделал паузу. – Только, если она согласится принять опеку над моим побочным сыном Джорданом, поместьем и всеми землями, относящимися к нему, в Блэкли. Если она не поклянется в этом, церемония не будет продолжена.
Единственным ответом на это были протестующие возгласы ее отца и свист ветра сквозь раскрытые церковные двери. Изумленная девушка уставилась на лорда Грэстана. В этом ее мать не солгала, он воспитывал своего незаконного сына.
– Мы никогда не говорили об этом, – закричал отец, когда, наконец, обрел дар речи, – я не потерплю
