– Ну и что они об этом думают?
У Шейна вспыхнули глаза.
– Если бы мне было восемнадцать, они бы выдрали меня за уши за то, как я обошелся с тобой. Но сейчас я уже не в том возрасте. Они хотят встретиться с Элен. Пока я не дал им разрешения. Слово за тобой.
– Не знаю, что и сказать. Не предполагала, что круг людей, знающих об этом, будет так широк. Трудно представить нашу рассудительную Элен в окружении твоих родственников. Но, с другой стороны, я знаю, что она чувствует себя очень одинокой с той поры, как умерли ее… родители. – Она с грустью посмотрела на Шейна. – Такое решение принимать не мне, а Элен. Почему ты не спросишь ее, хочет ли она этого?
Шейн прикоснулся к ее руке.
– Мэри, если бы ты знала, какая ты добрая. Ты необыкновенная.
Мэрл порозовела от смущения.
– Это ты добр и тактичен. Советуешься со мной, прежде чем предпринимать какие-либо действия.
Прочитав сочувствие на ее лице, Шейн улыбнулся. Мэрл встретилась с ним взглядом. И вдруг, охваченная смятением и внезапно возникшим желанием, опустила глаза.
Было очевидно, что вопрос, по поводу которого Шейн придумал эту встречу, исчерпан, и наступило время прощаться. Но внутренний голос нашептывал ей, что большой беды не будет, если она останется в обществе Шейна еще на чуть-чуть, хотя бы минут на пятнадцать. А потом можно и уходить.
Чтобы занять руки и скрыть, что они дрожат, Мэрл отламывала кусочки от ячменной лепешки. Выдержав паузу, она спросила:
– Ты сказал, что оделся так для особого случая. Мне казалось, ты занимаешься только падшими девочками.
Ее слова задели Шейна. Он глубоко вздохнул.
– Ты помнишь моего лучшего школьного друга Барни Креншоу? Я работаю вместе с ним и его отцом. В его конторе меня поддерживают и, что самое главное, предоставляют свободу действий.
– Это как-то связано с тем, где ты сегодня был?
Шейн улыбнулся.
– Спрашивай, о чем хочешь. Сегодня мой клиент и я обо всем рассказали журналистам на пресс- конференции. Я выступаю защитником молодой женщины, которая возбудила дело против своего отчима. В детстве он издевался над ней физически и морально. – Он гордо улыбнулся, поставил кейс рядом с собой, погладил его с любовью. – Это Богом данное дело, счастливая находка для меня.
Мэрл выпрямилась, с осуждением посмотрела на него.
– Как ты можешь обиду ребенка, несчастного человека, использовать в качестве повода для своих цветистых речей!
Глаза Шейна гневно засверкали.
– Скольких людей обижают по белому свету. Скольких униженных и оскорбленных можно встретить на улице. Одними только вздохами и заламыванием рук им не поможешь. Я вижу только один путь – бороться за них и сделать так, чтобы меня услышали.
Виноватая улыбка скользнула по лицу Мэрл.
– Прости, ты прав. Твоя позиция сильней, чем моя жалость. Расскажи об этой девушке подробнее.
– В пятнадцать лет, спасаясь от унижений, она ушла из дома на улицу. Но она сильный человек, ей хватило силы воли не опуститься до наркотиков, подняться из грязи и мерзости. Хотя, сомневаюсь, что Мисс Мэри поверит в это.
– Прости, как же ей это удалось? – Мэрл вопрошающе посмотрела на него.
– Она не окончила школы, но до пятнадцати лет росла в обеспеченной семье, и ее прекрасное воспитание, изысканные манеры дали ей возможность стать высокооплачиваемой девочкой по вызову.
Мэрл вскинула голову.
– Это звучит чудовищно. Уж не хочешь ли ты сказать, что стать девочкой по вызову, – предел мечтаний?
– Нет, черт побери! Но это безопаснее, чем быть уличной проституткой. Не о такой судьбе для дочери мечтает каждая мать. Но я точно знаю, что моя подопечная боролась, чтобы подняться над мерзостью. Она закончила колледж на те деньги, которые зарабатывала по ночам. В конце концов она стала человеком, который может отомстить за свое поруганное детство.
Судьба несчастной девушки заставила Мэрл проникнуться сочувствием к ней.
– Теперь я понимаю.
– И я сделаю все возможное, чтобы наказать тех, кто загубил ее жизнь. – В голосе Шейна звучала непримиримость, лицо его стало жестким, глаза неистово горели.
Мэрл улыбнулась.
– Счастливая она, что ей достался такой адвокат. Ты сможешь доказать судьям все.
Шейн рассмеялся:
– Время покажет! – Он поднял сжатые кулаки. – Если ты сейчас же не заткнешь мне рот лепешкой, я буду выступать весь день и заговорю тебя до смерти.
