еле слышное звяканье меча тотчас же заглушалось, дыхание тоже было затаенным. Ранихины были беззвучны, словно тени, и на их широких спинах Стражи Крови сидели, словно статуи, в высшей степени настороженные и одновременно бесчувственные.
Потом луна зашла. Тьма наступила словно облегчение, но она, казалось, еще более усугубила риск их побега. Но по краям отряда бежали ранихины, и могучие кони выбирали такую дорогу, которую без труда могли преодолеть и другие скакуны.
Проехав две или три лиги, все немного расслабились. Шума погони слышно не было, опасности не чувствовалось. Наконец Морестранственник дал Кавинанту объяснения, которые обещал.
— Все очень просто, — прошептал великан. — Рассеяв стаю, Корик и Террель пойдут по нашим следам, а потом повернут в другую сторону, чтобы сбить преследователей с толку. Они будут двигаться прямо вглубь Анделейна, к востоку от горы Грома, так что погоня собьется со следа. Потом они повернут и присоединятся к нам.
— Зачем? — тихо спросил Кавинант.
Объяснения продолжил Лорд Морэм.
— Мы полагаем, что Друл может понять наши намерения.
Кавинант не мог ощутить присутствия Лорда так же сильно, как великана, поэтому голос Морэма звучал во тьме как-то бестелесно, словно это говорила сама ночь. Это впечатление, казалось, мешало поверить его словам, словно без подтверждения физическим присутствием все сказанное Лордом было неправдоподобно.
— Наш поход должен показаться ему глупым. Поскольку он обладает Посохом, мы должны быть, по его мнению, сумасшедшими, чтобы приблизиться к нему. Но если, тем не менее, мы все же решили приблизиться, тогда выбранное нами южное направление — еще большая глупость, поскольку дорога здесь длиннее, а его сила день ото дня все возрастает. Он будет ждать, что мы повернем на восток, приближаясь к нему, или к Роковому Отступлению, пытаясь удрать. Корик и Террель дадут шпионам Друла повод думать, что мы повернули и готовимся к нападению. Если он не будет знать нашего точного маршрута, то не сможет догадаться о нашей истинной цели. Он будет искать нас в Анделейне и постарается укрепить защиту в горе Грома. Поверив, что мы повернули для нападения, он поверит также, что мы овладели силой вашего Белого Золота.
Кавинант некоторое время обдумывал все сказанное, а затем спросил:
— А что во время этого, по-вашему, будет делать Фаул?
— О, — вздохнул Морэм. — Это вопрос не в бровь, а в глаз. Над нами нависла угроза — угроза для нашего отряда и для всей Страны, — он надолго замолчал. — Когда я сплю, мне снится, что он смеется.
Кавинант вздрогнул, вспомнив сокрушительный смех Фаула, и замолчал.
Итак, всадники пробирались сквозь тьму, вверив себя инстинктам ранихинов. С наступлением рассвета оставленная ими засада на волков была уже далеко позади.
Отряду потребовалось еще четыре дня почти непрерывной езды (они делали по пятнадцать лиг в день), чтобы достичь реки Мифиль, южной границы Анделейна. Отряд двигался на юго-восток, не имея ни малейшего представления о судьбе группы Корика. Она состояла всего лишь из восьми человек, но без них отряд казался ослабленным. Тревога Высокого Лорда и его спутников рокотала в топоте их скакунов и эхом отдавалась в молчании, которое пролегало между ними подобно пустой могиле.
Из глаз воинов исчезло то удовольствие, с каким они смотрели раньше на Анделейн. С рассвета до заката все взгляды были обращены к восточному горизонту. Они не видели ничего, кроме пустоты, в которой должны были появиться всадники Корика. То и дело Морестранственник отделялся от отряда, чтобы взобраться на ближайший холм и оттуда осмотреть окрестность, но каждый раз он возвращался запыхавшийся и безутешный, а отряду снова приходилось по ночам мучиться кошмарами.
Единодушное молчаливое мнение всех заключалось в том, что никакого количества волков не хватит, чтобы победить двух Стражей Крови, сидящих на таких скакунах-ранихинах, как Хурпи и Брабха. Нет, должно быть, группа Корика попала в лапы небольшой армии юр-вайлов — так объясняли себе члены отряда ее отсутствие, хотя Протхолл утверждал, что Корик мог бы проскакать много лиг, чтобы найти реку или другое средство сбить волков со следа. Слова Высокого Лорда были очень логичными, но в кровавом свете луны они звучали как-то пусто. И несмотря на это, вохафт Кеан уже готовился к церемонии, традиционной в случае гибели воинов. Все всадники были подавлены и мрачны, когда в сумерках на четвертый день достигли берегов Мифиль.
Как только они приблизились к реке, слева от них неожиданно выросла крутая гора, словно граница Анделейна. Она охраняла северный берег, отряд мог миновать ее лишь вдоль основания, чтобы добраться до Анделейна, только вытянувшись цепочкой по одному вдоль речного обрыва. Однако Протхолл предпочел этот путь пересечению вплавь сильного течения реки Мифиль. Впереди ехал Тьювор, держа направление на восток вдоль берега. Отряд следовал за ним по одному. Вскоре они уже пересекли границу горы.
Рассредоточившись в цепочку, они были очень уязвимы. По мере того как гора вырастала сбоку от них, ее склон становился все более отвесным, а каменистая вершина венчала гору подобно крепости. Всадники двигались, задрав головы; они отлично сознавали всю опасность своего положения.
Они еще не успели пересечь границу, когда услышали с вершины горы чей-то крик. Среди камней появилась фигура человека. Это был Террель. Всадники радостно приветствовали его. Поспешив закончить обход горы, они оказались в широкой травянистой долине, где неподалеку от реки паслись лошади — два ранихина и пять мустангов. Мустанги были заметно измождены. Их ноги дрожали от слабости, а шеи были устало опущены; казалось, им едва хватало сил, чтобы щипать траву.
— Пять, — повторил про себя Кавинант. Он чувствовал какую-то тупую уверенность, что обсчитался. Корик уже спускался к ним. Его сопровождали пять воинов. Кеан с гневным криком соскочил с коня и подбежал к Стражу Крови.
— Айрин! — требовательно произнес он. — Где Айрин? Именем Семи!
Что с ней?
Корик ничего не сказал до тех пор, пока не предстал вместе со своей группой перед Высоким Лордом Протхоллом. Кавинанта поразила противоречивость этой шестерки — пять чрезвычайно возбужденных воинов и один Страж Крови, невозмутимый, словно патриарх. Если Корик и чувствовал какое-то удовлетворение или боль, он не показывал этого.
