– Я думаю, нам надо подождать.
Подождать, пока «Труба» не пристыкуется к лаборатории. Подождать, пока Вектор не проведет анализ иммунного лекарства. Подождать, пока Ник не сделает ошибку или пока Мин Доннер не совершит какое-то чудо.
– У меня нет других идей.
У Морн их тоже не было. Она лишь уныло покачала головой.
Какое-то время корабль не двигался. Затем он медленно полетел вперед, осторожно и мягко меняя курс, словно выискивал путь через минное поле. Чтобы поминутно не смотреть на хронометр, Дэйвис старался понять смысл маневров, которые выполняла «Труба». Вот она остановилась: очевидно, Ник вел переговоры с охраной и просил разрешение на посадку. Гравитационный скаут двинулся вперед – деликатно и медленно, чтобы лаборатория не увидела в нем угрозы, чтобы орудия на крупных астероидах не открыли прицельный огонь. Судя по всему, «Труба» находилась рядом со станцией. Плазменные пушки должны были располагаться в непосредственной близости от лаборатории, иначе скалы и статические помехи сделали бы невозможным точное прицеливание. Сканеры и ретрансляторы могли размещаться на дальних подступах в астероидном рое, но орудия были гораздо ближе.
Ладно, предположим, догадка верна. Сколько им еще ждать? Час? Больше? Меньше? Дэйвис не хотел смотреть на хронометр. Устав от безделья, он слова начал зарядку. Вверх и вниз, постепенно увеличивая темп. Вверх-вниз, хотя направления были бессмысленными. Просто критерий. Вверх и вниз. Но прыжки создавали свою собственную силу тяжести, имели собственный смысл.
– Ждать нелегко, – прошептала Морн. – А тут еще ты никак не успокоишься. Зачем ты это делаешь?
Дэйвис остановился у края койки. Его дыхание было частым, но ровным, словно он мог прыгать вверх и вниз еще пару часов.
– Мне не нравится сидеть и смотреть в потолок, – ответил он. – Я не люблю покой. Он меня раздражает.
Воздействие каталепсора начинало ослабевать. К мышцам Морн возвращалась пластичность. Ее выражение лица стало более фиксированным и внимательным. Ей даже удалось улыбнуться.
– Странно, что ты мой сын. У меня все наоборот. Я могла бы отдыхать целую вечность.
Она поморщилась и пожала плечами.
– Меня раздражают движения и действия. Я всегда боюсь того, что случится дальше. Думаю, к старости этот страх станет еще сильнее. А поскольку мы с тобой сейчас примерно в одном возрасте, то я, возможно, побью мировой рекорд по трусости.
Дэйвису было не до шуток.
– После того ада, через который ты прошла, – ответил он, – у тебя есть заслуженное право на трусость. Сон восстановил твои силы. Однако я должен признать, что ты всегда превосходила нас в действии. Мы не могли и не можем угнаться за тобой.
Сиб взялся охранять Саккорсо, и это закончилось провалом. Мике и Дэйвису не удалось одолеть Термопайла.
– Каким-то странным образом ты неизменно остаешься нашей последней надеждой. И ты всегда выручаешь меня из бед.
Морн покачала головой.
– Я не согласна с тобой, – возразила она. – Взять хотя бы мое освобождение из амнионского плена…
– Тебя спасли Ник и Энгус, – напомнил Дэйвис.
«Мика и Сиб. И „Мечта капитана“».
– А я в это время присматривал за «Трубой».
Морн начала сердиться.
– Ты в это время сохранил рассудок и не сошел с ума от страха, – огрызнулась она. – Ты напугал Билла до такой степени, что он не посмел отдать тебя амнионам и Нику. Ты раскрыл Энгусу обман Саккорсо. Без тебя мы вряд ли остались бы живыми. И ты всегда был рядом со мной. Не умаляй свои заслуги. Я ценю твою помощь и еще раз повторю: ты нужен мне.
Дэйвис почувствовал волну досады.
– Извини. Я не это хотел сказать. Прости меня. Я просто забылся.
Чувство вины пробуждало в нем ярость.
– Я просто не уверен в себе. Ты дважды спасала мою жизнь, когда Ник хотел отдать меня амнионам.
«Сначала на Станции Всех Свобод, а затем в спасательной капсуле».
– Не называй себя трусихой. Иначе я начну бояться, что мне не на кого больше рассчитывать.
Морн смущенно вздохнула.
– Я понимаю. Мне не следовало раздражаться. Это все ожидание…
Она погрузила пальцы в волосы, словно искала в них утраченное самообладание.
– Оно утомляет меня. Оно длится и длится, и я не знаю, на что надеяться. Иногда мне кажется, что я распадаюсь на части.
Ему было знакомо это чувство. Он скрипнул зубами и ухватился за край кровати, стараясь отогнать от себя тревожное томление.