его болезнь, не исковеркав ему жизнь.
Сзади подошёл Красавчик. Он шёл специально для разговора с Линден, но, увидев её измождённое лицо, просто молча облокотился рядом. Постояв так немного, он повернулся к ней, и она увидела, как что-то блеснуло в его печальных глазах: может, просто свет луны, может, слезы… Что он увидел в её глазах, неизвестно, но этого было достаточно, чтобы он так же молча ушёл.
Линден уже подумала было, что её оставят в покое, но вскоре ощутила приближение ещё одного Великана. Ей даже не нужно было оглядываться, чтобы узнать Мечтателя по его плотной ауре. Он пришёл разделить с ней своё безмолвие. Он был единственным из Великанов, который обладал чем-то схожим с её особым зрением, и поэтому грусть Линден была ему понятна. А его молчание было красноречивее любых вопросов.
— Потому что я боюсь. — Благодаря его немоте Линден могла наконец выговориться. — Это ужасает меня. Я могу понять Ковенанта. Его любовь к Стране… — Она завидовала Томасу, его отваге, его великодушию. Ничем этим она не обладала. — Я бы сделала ради него всё, что угодно. Но это не в моей власти.
И дальше её понесло; она пыталась понять саму себя. Звук её голоса скользил в ночи, не затрагивая ни воздуха, ни моря. Но деликатность слушателя придавала ей мужества.
— Кругом сплошное одержание. Лорд Фоул одержал Джоан, чтобы заставить Ковенанта вернуться в Страну. — Лицо Джоан, искажённое хищнической злобой в жажде крови Ковенанта, будет преследовать Линден до конца жизни. — А Опустошитель
Линден пыталась придать голосу страсть обвинителя, но чувствовала, что кривит душой.
— Он нуждается, чтобы я
Она буквально молила Мечтателя понять её.
— Когда я была в Ревелстоуне, меня коснулся Гиббон. И тогда я многое узнала о себе. — На-Морэм сказал ей тогда, что она таит в себе Зло. И это было правдой. — И некая часть меня действительно хочет этого. Овладеть его разумом. Забрать его силу. Я сама — никто, и сила мне необходима.
— Это меня и парализует. Я всю жизнь пыталась бороться со злом внутри себя. Но если дать ему волю, мне от него не спастись.
Но как спастись и от вечных противоречий между желанием жить и томлением по тёмной власти смерти, она тоже не знала. Самоубийство отца породило в ней некую жажду, которую она уже однажды утолила и панически боялась испытать ещё раз. И этот конфликт между её чаяниями не находил разрешения. В конце концов, прикосновение Гиббона-Опустошителя было не страшнее смерти отца; и мрачная жуть воспоминаний доводила её до холодного пота и еле сдерживаемого крика.
— И всё же ты должна помочь ему, — раздался громкий голос.
Линден вздрогнула и резко обернулась. Перед ней стояла Первая. Линден была настолько увлечена тем, что рассказывала Мечтателю, настолько погружена в себя, что не почувствовала приближения Великанши.
Первая в Поиске взирала на неё с неприязнью.
— Я признаю, что твоя ноша тяжела. Это нетрудно понять. — Казалось, слова жгли ей язык. — Но в его руках судьба Поиска. Мы не должны потерпеть неудачу.
Молниеносным движением она выхватила палаш и выставила его перед собой, словно хотела заставить Линден принять решение хотя бы из страха перед острым лезвием. Та отпрянула и вжалась спиной в ванты. Но Первая наклонилась и положила меч между ними. Потом пронзила Линден суровым взглядом и спросила:
— Хватит ли у тебя сил овладеть моим клинком? Линден невольно взглянула на палаш, тускло поблёскивающий в лунном свете, — он казался неимоверно тяжёлым.
— Так хватит ли у тебя сил хотя бы поднять его? Линден вскинула глаза на Первую в немом протесте. Воительница кивнула, словно ожидала именно такого ответа.
— Вот так же и я бессильна перед недугом Друга Великанов. Ты — Линден Эвери, Избранная. А я — Первая в Поиске. И мы не можем обменяться своей ношей. И если ты не хочешь смиренно принять свой жребий, то я — клянусь своим клинком — сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь ему. Он никого не подпускает к себе — что ж, я рискну жизнями своих людей, я рискну «Звёздной Геммой», чтобы вывести его из этого состояния. И если я не найду другого способа, клянусь, этим же самым клинком я отсеку его заражённую руку. Я не знаю, как иначе освободить его от этой хвори, а нас — от воздействия его силы. И если судьба будет к нам милостива, нам удастся остановить кровотечение, прежде чем жизнь покинет его.
Отсечь руку? У Линден ноги подкосились. Если Первая отважится… Мысленным взглядом она уже видела, как тяжёлый меч, словно нож гильотины, врезается в плечо Ковенанта. И снова кровь. В бледном свете луны она будет казаться чёрной… И если её не остановить мгновенно, то уже ничто не спасёт его. Медицинская сумка осталась там, в другом мире, а здесь Линден не сможет сделать ни переливания крови, ни даже наложить швы — нечем… Не сможет даже нормально сделать массаж сердца, пока будет восстанавливаться кровяное давление после такой «операции». Он просто истечёт кровью, как уже было, от той ножевой раны.
Она медленно опустилась на палубу, и в ту же секунду ужасная головная боль сдавила ей виски.
— Нет! — Она закрыла лицо руками. Все внутри неё протестовало против этого. Но тогда она сама даст ему повод возненавидеть её навсегда, за то что она не остановила Первую. Но если она спасёт его ценой утраты его индивидуальности, он тоже возненавидит её! Да так ли уж ей нужна эта его сила? — Хорошо, я попытаюсь.
Мгновенно сгустившийся из темноты Кайл помог ей подняться. Оперевшись на локоть харучая, Линден увидела, что другой рукой он протягивает ей фляжку, из которой струился аромат разведённого «глотка алмазов». Вздохнув, она поднесла её к губам, сделала глоток и тут же почувствовала обычное действие чудо-эликсира: кровь быстрее заструилась по венам. Мигрень превратилась в лёгкое биение жилки на виске. Даже луна словно засветила ярче.
Линден выпила все до последней капли, чтобы набраться как можно больше сил перед сражением со смертью, и пошла к кубрику.
Она попала в полосу света фонарей, расставленных на крыше так, чтобы Великаны и харучаи могли наблюдать за Ковенантом с безопасного расстояния. В их жёлтом теплом свете ночь утрачивала свою мистическую мрачность. Но они освещали также и опалённый такелаж. На всём освещённом пространстве не осталось ни следа от недавнего боя: трупы крыс сгорели дотла во время выбросов пламени, а длинные шрамы на граните, оставленные дикой магией, радиально расходились от Ковенанта как свидетельства того, что именно его ярость была их причиной.
Его вид был ужасен: все тело представляло собой сплошную рану, словно его били дубинками. Глаза были широко открыты, но Линден не увидела в них и проблеска разума. Губы были искусаны в кровь. Лоб покрывали крупные капли пота. Даже борода, обычно придававшая ему столь внушительный пророческий