высокими обрывистыми скалами. Они казались совершенно непроходимыми, лишь в нескольких местах неприступные стены рассекали трещины отходящих в разные стороны заливчиков. Везде, сколько хватало взгляда, побережье щетинилось острыми камнями, словно чудовищная зубастая пасть, разверзшаяся в ожидании добычи.
К вечеру посвежело, и солёный, обжигающий щеки ветер и холодный отблеск закатных лучей на волнах рождали в сердце ощущение поздней осени. Но скалы выглядели слишком заледеневшими даже для ноября. Их уступы были испятнаны мрачными вечнозелёными мхами, и вид их казался одинаково неприветливым в любое время года. Однако снега лежали только на нескольких — самых высоких — пиках.
Великаны стали собираться у мостика, и Линден поспешила присоединиться к ним. У неё до сих пор звучали в ушах слова капитана: «Они столь же любезны, сколь опасны». Она уже слышала во время путешествия много странных намёков на непредсказуемый характер элохимов.
Ковенант, Бринн, Красавчик и Первая уже стояли на мостике, и Мечтатель, вежливо взяв Линден под локоть, помог ей тоже подняться туда, где буквально сдал её на попечение Кайла. Великаны уже в полном составе молча замерли внизу. Только Вейн остался на своём посту, на корме. Как всегда, равнодушный ко всему, он стоял спиной к берегу, уставившись невидящим взглядом в морскую даль.
Линден ожидала, что слово возьмёт Первая, но говорить начал капитан.
— Друзья мои, — он обвёл Великанов широким жестом, — наш дальнейший путь лежит в глубь страны элохимов. Этот залив именуется Хищником и приведёт нас к устью реки Коварной, берущей начало в сердце Элемеснедена. Земли элохимов со всех сторон окружены скальной грядой, именующейся Колючей Оправой, охраняющей хозяев от незваных гостей. И единственный путь, ведущий в страну, — этот залив. А тот, кто вошёл в него (будь то корабль или просто любое существо), назад сможет вернуться только с позволения хозяев Элемеснедена.
Я говорю об элохимах. Они утончённо-проницательны и блестяще-веселы, они сердечны и, тем не менее, коварны. И никто не знает, существует ли предел их знаниям и лицемерию. Но ни один вернувшийся от них не обрёл там и тысячной доли их знаний. А о тех, кто не вернулся, никто ничего не знает наверняка: они исчезли бесследно.
Капитан замолчал, и в наступившей тишине раздался голос Ковенанта:
— Идущий-За-Пеной рассказывал мне о них совсем другое. Он называл их «лесными чародеями», «смеющимся народом». Прежде чем Бездомные поселились в Прибрежье, сотни из них остались жить с элохимами. Чем они могут быть для нас опасны? Разве что они тоже изменились за… — Его голос пресёкся.
— Элохимы есть то, что они есть, — медленно и раздельно произнёс капитан, глядя на Ковенанта в упор. — Мы не можем мерить их своим аршином. Хотя Идущий-За-Пеной мог быть вполне искренним, говоря о них так.
Народ, который ты называешь Бездомными, мы называем Потерянными. Они ушли в странствие по морям Страны и не вернулись. И с тех пор, как они исчезли, каждое новое поколение Великанов организовывало поисковые экспедиции. Самих Потерянных мы так и не нашли, но нашли следы их пребывания в разных местах. Так, до сих пор среди бхратхайров, обитающих на краю Великой Пустыни, живёт небольшая группка потомков тех Великанов, которые остались, чтобы помочь племени сражаться с песчаными Горгонами. И среди элохимов тоже до сих пор рассказывают о сотне Потерянных, решивших обосноваться в Элемеснедене.
Но не надо забывать, что раз Идущий-За-Пеной смог вернуться, значит, элохимы дали ему на то своё позволение. А что же случилось с той сотней? Друг Великанов Ковенант, из всех Бездомных они стали самыми Потерянными, ибо потеряли сами себя. Уже двести лет спустя в Элемеснедене остались лишь легенды о них. Великаны не могли умереть от старости в столь короткий срок) знаешь, как долог наш век), и всё же они исчахли. И ни один из них не оставил потомства. Ни один. А ты знаешь, как мы любим детей и насколько жизненно важным считаем вопрос продления нашего рода.
Нет! — Хоннинскрю расправил плечи и выпятил грудь, словно бросал вызов скалам Хищника. — Я говорил, и буду говорить впредь, что элохимы опасны. Однако я вовсе не имею в виду, что они покушаются на чьи-либо жизни или угрожают существованию Страны. Но они сами во всех сказаниях называют себя последними хранителями древних знаний в Стране, готовыми защищать их от невежд
Я не пытаюсь вас запугать, и вовсе не обязательно, что там нас ждёт беда. Более того, я таю надежду, что во имя кольца из белого золота, во имя Глаза Земли, — он взглянул на Мечтателя, словно съёжившегося от какого-то предчувствия, — и, учитывая нашу острую необходимость найти Первое Дерево, нас примут достойно. Только как бы мы сами не показались элохимам опасными для их тайных целей. Они настолько глубоко проникли в тайное знание, что их мораль давно уже пребывает за гранью добра и зла.
Иногда, очень редко, они дают кому-нибудь в дар одно из своих знаний. Такова, например, наша способность к языкам, которую мы получили от них много поколений назад. Вот и сейчас нам нужно от них нечто подобное. Но они ничего не дают даром, и что они потребуют взамен, неизвестно: мы никогда не могли понять, чем они руководствуются при отборе того, что им нужно, и что именно их интересует. Во всяком случае, не драгоценные камни и металлы. Да и нашими знаниями и умениями их вряд ли удивишь. Мы сумели тогда заинтересовать их нашими сказаниями. Дар знания языков мы получили именно в обмен на сказание о Богуне Невыносимом и Зелме Кувалде. А разрешение уйти от них мы заслужили тем, что научили их вязать один из простейших узлов — умение столь обычное для нас, что нам даже в голову не могло прийти предлагать его в обмен, да смотри ж ты, многомудрые элохимы на него клюнули!
Вот так мы вырвались из Элемеснедена, смущённые и растерянные. И я считаю, что люди, обладающие такой силой и властью и при этом находящие удовольствие в развязывании и завязывании абсолютно ненужных им узелков, действительно могут быть опасными: если мы, не ведая сами как, случайно оскорбим их, то Хищник перемелет наши кости в песок.
По мере того как Хоннинскрю говорил, Линден чувствовала, как в ней растёт напряжение. Отчасти причиной был Ковенант: она почти физически ощущала, как в нём накапливается угрюмая растерянность. Ей даже необязательно было прислушиваться к нему, достаточно было взглянуть на его враз осунувшееся лицо. До сих пор он, доверяя рассказам Идущего-За-Пеной, был абсолютно уверен, что легко договорится с элохимами. Теперь же он задавался вопросом, что от него могут потребовать эти странные чародеи за сведения, которые ему были жизненно необходимы.
Но, кроме сомнений и печали Ковенанта, Линден чувствовала и собственную подавленность. Она думала о том, что ей тоже необходимо получить кое-что у элохимов. Если уж они дали всем Великанам дар понимания любого языка, то и другим могут помочь в обретении самых необычайных способностей.
Но, как и капитан и Ковенант, она тщетно ломала голову в поисках того, что может предложить им в обмен.
— Все понятно, — решительно заявила Первая. Несмотря на то, что она стояла без шлема, не касаясь своего внушительного палаша, весь её вид свидетельствовал о том, что Великанша приготовилась к битве. — Мы предупреждены. Что теперь?
Ты собираешься оставить «Звёздную Гемму» здесь? По этому Хищнику мы можем пройти и на баркасе.
Капитан помедлил и ответил, словно нехотя:
— Для Поиска будет слабым утешением, если «Гемма» уцелеет, а Друга Великанов Ковенанта и Глаз Земли мы потеряем. — А глаза его буквально кричали: «Я не хочу оставаться здесь, пока вы будете там».
Первая согласно кивнула, не отводя взгляда от пиков Колючей Оправы, и Линден подумала, что мужественная амазонка, скорее всего, даже не заметила истинной причины слов капитана. Великанша ещё раз кивнула своим мыслям и скомандовала: «В путь!»
Капитан на секунду замешкался: всё-таки страх за сохранность корабля был частью его натуры, — но тут же выпрямился, гордо выпятил бороду, и над палубой, словно презрительный смех над грядущими
