примут наше сообщение и отнесутся к нему серьезно. Но они ничего не смогут предпринять, потому что амнионы улучшат мутаген, и лекарство станет неэффективным.
Дэйвис кивнул. Хотя он не был уверен в этом. Его голова отказывалась двигаться. И он больше не мог говорить о различиях между усталостью и отчаянием. Да, он вывел Энгуса из стазиса, но что это меняло? Тоскливо вздохнув, он спросил:
— Что будем делать?
Какое-то время Морн молчала. Затем она отодвинулась от него, словно приняла решение.
— Ты должен отдохнуть, пока есть такая возможность, — сказала она. — Что толку рассуждать о будущем? Мы даже не знаем, сколько у нас осталось времени, и кто прилетит за «Трубой». Нам не известно, как сильно ранен Энгус, и что стало с его оборудованием. Сбой программного ядра мог сжечь его мозг. У Термопайла должны быть в запасе какие-то козыри. Но он может оставить их в рукаве, если не захочет делать то, о чем мы его попросим. Все слишком запутано, а у тебя глаза закрываются от усталости. Отдохни. Оставь все заботы мне.
Она тихо фыркнула, словно подумала о чем-то смешном.
— Если бы безопасность человечества зависела от моего таланта беспокоиться, то нам бы вообще не понадобилась помощь копов.
Дэйвис промолчал. Морн поднялась и потянула его с собой. Он уже не мог сопротивляться ей. Его тело стало невесомым, несмотря на тонны усталости. Мать развернула его в воздухе и уложила на кровать — под защиту гравитационного купола. Она поцеловала сына в щеку и тихо прошептала:
— Спасибо. Я поняла, почему ты тогда так разозлился.
Однако он уже спал. Ее поцелуй стал началом какого-то доброго сна.
Морн
«Мне необходимо лучшее решение».
Странно, но из всего того времени, которое «Труба» провела на краю черной дыры, она запомнила только эти слова. Морн оставалась в сознании достаточно долго. Она успела поговорить с Дэйвисом, убедиться в том, что он жив. Затем боль раздробленной руки вернула ее во тьму. И дальше...
«Я не могу повторять это вновь и вновь. Когда я оказываюсь в проблеме, то могу думать только о нанесении себе вреда».
Кто-то отнес ее в лазарет. Наверное, Дэйвис. Это доказывали гипс и повязки на руке. Ее боль заглушили лекарствами. Ей вкололи много лекарств, иначе она не спала бы так долго. Однако Морн ничего не помнила. Сохранилось только неожиданное обобщение, которое она сделала. Несмотря на беседу с Дэйвисом, ее мысли двигались медленно, цепляясь за остатки сна и преграды лекарств.
«Мне необходимо лучшее решение».
Сказать это было легко — куда труднее сделать. За кораблем велась погоня. Их преследовали силы, которые она не могла оценить. Из-за позывных первого класса «Труба» была на виду у всей вселенной. Саботаж на борту привел к поломке двигателей. Бедный Сиро. Хотя, возможно, Энгус знает, как починить неисправность. Но после битвы в космосе он получил серьезные ранения. Если он пострадал слишком сильно, лазарет не вылечит его. Кроме того, могла вмешаться его программа.
Через некоторое время погоня возобновится. Морн не находила путей к спасению. Все они влекли за собой большие жертвы: она могла купить свободу для своих друзей только ценою собственной жизни. Тут уже не до больной руки. Если она хочет найти лучшее решение, ей следует быстрее начать его поиск.
Тем не менее Морн оставалась с сыном до тех пор, пока тот не заснул. Что значили для нее несколько минут в сравнении с тем, что он был жив и относительно цел, а значит, достоин сражения за его бесценную жизнь? Дэйвис неподвижно лежал под плетеным гравитационным куполом. Его обычная напряженность покинула тело. Время от времени из горла вырывался тихий храп, который быстро угасал. Во сне он выглядел мальчишкой и почти не походил на отца. Он казался уязвимым и нежным — не приученным к жестокости. Господи, как он нуждался в радости и любви! Но наследственность давала себя знать: в нем было больше от Энгуса, чем от Морн Хайленд.
Глядя на него, она чувствовала острую боль, от которой ее не мог избавить ни один анальгетик и каталепсор. Энгус издевался над ней со звериной жестокостью, пытаясь сломить ее дух. В результате его забав она родила ребенка — сына, который стал ее бесценным сокровищем. Затем Морн обзавелась друзьями. К ней примкнули Вектор, Мика и отважный Сиб Макерн, защищавший ее, как преданный рыцарь.
Однако теперь их спасение зависело только от Энгуса. Несмотря на этот факт, боль в сердце Морн взывала к мести. Она трубила сигнал к атаке во всех направлениях. Но Морн помнила, что в порыве измученной души Энгус отдался на волю ее решений. Сначала он спас ее от амнионов, затем поддался уговорам и доставил Вектора на Лабораторную станцию, где генетик проанализировал иммунное лекарство. Какое-то время Термопайлу пришлось выполнять приказы Ника. Он едва не сошел с ума от душевных мук.
«Я не защищался», — сказал он, умоляя Морн освободить его от приоритетных кодов. Служба безопасности Рудной станции не нашла никаких доказательств, подтверждавших его вину. Однако Майлс Тэвернер запер Энгуса в камере. Он пытал и унижал его, силой и болью выбивая признание в совершении серьезных преступлений. Он ничего не добился, но это не помогло Термопайлу. «Я позволил им делать с собой все, что они хотели. Лишь бы ты осталась на свободе». Почему? «Потому что мы с тобой заключили сделку. Я отдал тебе пульт импланта, а ты позволила мне жить. Я просто выполнял свое обещание — независимо от того, как ты выполняла свое».
Он говорил ей правду. Энгус знал о махинациях Тэвернера. Если бы он начал давать показания, то сговор Бюро по сбору информации с Ником и Майлсом был бы раскрыт. Термопайла не сделали бы киборгом полиции Концерна, и им не управлял бы человек, который мучил его в тюремной камере. Морн не могла отрицать, что Энгус хранил ей верность. «Когда мне приходилось причинять тебе боль, — с горечью признался он, — я вредил себе».
С тех пор как Морн и Дэйвис освободили его от приоритетных кодов, он не раз спасал их жизни. Она не знала, каким образом изменение программного ядра Термопайла поможет ее поиску «лучшего решения». Результат мог оказаться новой формой саморазрушения. Впрочем, Морн так не думала. Она могла начать поиск истины только с тем человеком, который оголил вину в самом центре ее сердца.
Морн осторожно направилась к двери. В ее распоряжении была лишь одна рука, и это сильно усложняло перемещения в невесомости. Вначале ей не удавалось останавливать вращение. Усилия здоровой руки все время создавали крутящийся момент движения.
Но затем она обнаружила, что может использовать пальцы правой руки. К счастью, гипс и бинты оставляли их свободными, а анальгетики по-прежнему притупляли боль. Она притушила свет в каюте, прикрыла дверь и, перебирая поручни, полетела в лазарет.
Ее поразила неестественная тишина на корабле. Низкий и равномерный гул импульсного двигателя отсутствовал. Аккумуляторы «Трубы» хранили достаточно энергии, чтобы питать системы жизнеобеспечения. Экипаж по-прежнему мог пользоваться светом и теплом, очищенным воздухом и услугами лазарета. Большая часть электронного оборудования продолжала функционировать: командные пульты, сканеры, системы связи и диагностическая аппаратура. Но движущая сила корабля, включая генератор контактного поля, поддерживалась импульсным двигателем. Отсутствие его вибраций создавало впечатление, что, несмотря на освещение и тепло, люди покинули «Трубу», и она превратилась в дрейфующий склеп, населенный призраками.
Как долго протянут ячейки аккумуляторов? Возможно, день или два. Если Энгус не починит двигатели, кто-то на борту захочет, чтобы их нашли — пусть даже амнионы. Новая тревога подстегнула Морн, словно удар хлыста. Ее движения ускорились. Подлетев к лазарету, она уцепилась правой рукой за поручень, открыла дверь и проскользнула в комнату. Инерция толчка направила ее в проход между переборкой и хирургическим столом. Ее взгляд скользнул по телу Энгуса и перешел на Вектора. Генетик отвернулся от стойки с приборами и с улыбкой посмотрел на нее.
