— Тебе-то что? — с явным недовольством вступил в разговор третий.
— Жалко мне вас, земляки, — вздохнул Серафим.
— Ты лучше себя пожалей, — снова вспылил «хриплый». — Вы чо, парни, не врубаетесь, что он развести нас хочет?
— Погоди, Колян! — снова оборвал «старшой». — С чего это ты, парень, вдруг решил пожалеть нас?
— Вам предложили меня поломать, но наверняка ничего не рассказали обо мне.
— Может, ты сам о себе поведаешь или желания нет? — неожиданно предложил «старшой».
— Отчего ж, могу и поведать, но сначала, ответь: ты знаешь, командир, как относятся к наёмникам во всём мире? — не скрывая брезгливости, спросил Серафим.
— А ты знаешь? — снова встрял третий.
— Знаю…
— Откуда? — удивился «старшой».
— В Афгане наёмников мы в плен не брали: кончали их на месте, — ответил Серафим.
— Ты что, угрожаешь нам? — снова вспылил «хриплый».
— Послушай, нетерпеливый наш, ты что, торопишься кулаками помахать? — усмехнулся Серафим.
— Кулаками шпана машет, а мы таких как ты по стенке размазываем!
— Послушай, командир, у меня есть предложение, пусть ваш неугомонный приятель «размажет меня по стенке», а потом мы спокойно и продолжим нашу дискуссию, — неожиданно предложил Серафим.
«Старшой» быстро переглянулся с третьим, потом взглянул на «хриплого»:
— Ты как, Колян, согласен принять вызов?
— Ещё вчера! — с нетерпеливой злостью выкрикнул тот и сразу двинулся на Серафима.
— Стоп! — остановил его «старшой». — Вызов сделан, вызов принят! Начнёте по моему сигналу… Федя, прижмись к тому углу, а я к этому! — в голосе «старшого» послышался задор: он явно предвкушал интересное зрелище. — Как только дам сигнал, можно сразу начинать… Предлагаю концом поединка считать момент, когда один из вас признает поражение, либо когда один из вас потеряет сознание.
— Что значит, «один из вас»? — разозлился «хриплый». — Не один из нас, а когда этот прыщик запросит пощады, — он ткнул пальцем в сторону Серафима и со злостью прошипел: — Твою ухмылку, говнюк, я сейчас тебе в задницу засуну!
Сначала Серафиму хотелось поиграть с заядливым «хриплым», выставить его на посмешище перед своими сослуживцами, но после его угроз передумал и решил максимально сократить время их схватки.
— Гонг! — выкрикнул «старшой».
Громко взревев, «хриплый» бросился на Серафима, который был едва ли не на голову ниже него, а уж по весу и сравнивать было нелепо. «Хриплый» был тяжелее Серафима килограммов на пятьдесят. Он был настолько уверен в своём превосходстве, что даже не подумал о собственной защите, и напрасно. Едва Колян оказался на расстоянии удара, он попытался нанести Серафиму сокрушительный удар в голову своим огромным кулаком, напоминающим кувалду. Однако Серафим, перед самым его кулаком, неожиданно резко поднырнул под руку. И, оказавшись сбоку, тут же нанёс грозному противнику несколько не сильных, но очень точных ударов сложенными в кучу, выпрямленными вперёд пальцами.
В этот момент его рука напоминала клюв какой-то хищной птицы. Один удар Серафим нанёс в район солнечного сплетения, второй — в основание левого уха, третий — в область кадыка.
Эти удары были столь стремительными, что успеть их заметить невооружённым глазом было почти нереально.
А далее представьте картину с момента броска «хриплого».
Огромный детина бросается на противника, который едва ли не вдвое меньше его самого и кажется, что через мгновение он действительно размажет своего визави по стенке. И вдруг, противно всякой логике, мощная туша Коляна медленно заваливается на бетонный пол и распластывается на нём, широко раскинув руки. И в то же время его «хлипкий» противник спокойно стоит над ним и с сожалением качает головой.
— Как? — растерянно прошептал «старшой», — Как это ты сделал, земляк?
А третий недоверчиво усмехнулся:
— Ты что, Колян, поскользнулся, что ли? — он склонился над его телом и толкнул в плечо. — Эй, Колян, ты чего?
Но тот даже не пошевелился.
— Ты чего, Колян, гонишь, что ли? — Федор пощупал его пульс на шее. — Живой, — облегчённо заметил он и вдруг сорвал с себя маску и повернулся к Серафиму. — Это ты его? — догадливо воскликнул он, и в его голосе ощущался не только страх, но и восхищение.
— Я, — Серафим пожал плечами.
— Колян оклемается? — спросил «старшой».
— А куда он денется? Оклемается… минут через десять… а может, и более того… Я так думаю…
«Старшой» всё-таки наклонился над ним и пощупал пульс на его шее:
— Все в порядке: живой… — удовлетворённо заметил он и повернулся к Серафиму. — Я слышал о таком, но никогда не видел, — восхищённо проговорил он. — Так что ты говорил про Афганистан? Ты что, был «за Речкой»?
— Был и свою пулю там получил, — Серафим говорил так просто, словно речь шла о рутинном походе в магазин.
— Уважаю, — сказал «старшой» и представился. — Старший лейтенант Дорохин, Василий! — он протянул ему руку.
— Сержант Понайотов! — Серафим ответил крепким рукопожатием.
— Лейтенант Севостьянов, Федор, — представился и второй, пожал руку Серафиму.
Мой брательник «за Речкой» ногу потерял, — заметил вдруг старший лейтенант. — Ему ещё повезло: из его отделения только один он одну конечность потерял, двух других в клочья разнесло, всем оставшимся троим — досталось всего пять конечностей… — он тяжело вздохнул. — Ты не серчай на нас, земляк: не знали мы, на кого нас натравили… — Василий повернулся к своему приятелю. — Слушай, Федя, у тебя с собой твоя заветная фляжка?
— Конечно: как всегда! — с задором подмигнул Федор и вытащил из-за пазухи стальную фляжку. — Только на этот раз самогон в ней, — виновато заметил он.
— Хороший хоть? — поморщился Василий.
— Обижаешь, старлей: кто ж для себя плохой гонит? — и тут же горделиво воскликнул: — Первачок двойной перегонки!
— Градусов шестьдесят?
— Может, и поболе…
— Зажевать бы чем…
— А у меня сырок «Дружба» есть, — Федор вытащил сырок, осторожно развернул фольгу, затем достал из внутреннего кармана фляжку и протянул её старшему лейтенанту.
— Сначала афганцу, — возразил Василий и передал фляжку Серафиму.
— За знакомство! — подмигнул Серафим, сделал глубокий вздох, после чего глотнул из фляжки, выдохнул и весело крякнул. — Хорош первачок! — и только потом отломил кусочек сырка и вкинул его себе в рот, а фляжку протянул старшему лейтенанту.
— Твоё здоровье, земляк! — кивнул Василий Серафиму.
— И вам не хворать!
— За афганское братство! — провозгласил Василий, единым махом сделал хороший глоток, тоже крякнул, куснул от сырка и сунул его и фляжку Федору.
Как скажешь, старшой, — согласился Федор, хотел ещё что-то сказать, но махнул рукой и быстро приложился к фляжке, сделал глоток и тут же закашлялся.
Старший лейтенант усмехнулся, похлопал Федора по спине и заметил:
— Запомни, салага, никогда не разговаривай в трех случаях: во-первых, когда пьёшь, во-вторых, когда на бабе, в-третьих, когда в разведке! — нравоучительно проговорил Василий.
Перестав кашлять, Федор удивлённо спросил:
— Ну, с питием и разведкой понятно, но почему нельзя разговаривать, когда на бабе находишься?
