оружие… — Трегубенков пожал плечами и замолчал, словно дальше и так все ясно и совсем неинтересно.
— Таэквандо? — поинтересовался Савелий.
— Не только.
— Неужели сам добрался до своих? — продолжал расспрашивать Савелий. Этот парень все больше и больше ему нравился.
— Да нет, помощь подоспела… — Владимир выдержал паузу. — Через двое суток.
— Ничего себе, подоспела, — присвистнул Савелий. — С тремя такими ранами… Как же ты выкарабкался?
— Честно говоря, сам не знаю. Когда дал очередь по второму, а потом, как оказалось, и по третьему, я вырубился, а очнулся уже в санчасти дивизии. Разведчики, которые наткнулись на тех трех «духов», направились по моим кровавым следам, уверенные, что это наследил один из выживших «духов», наткнулись на меня километра через три. Говорят, я полз вперед «на автопилоте», да еще весь был перевязан тряпками, которые нарвал из нательной рубашки… А мне до сих пор не верится! Думаю, может, кто-то меня перевязал и протащил немного, потом, видно, устал, пошел за подмогой, а тут и разведка наша подоспела.
— Сам-то ты в это веришь? — спросил Савелий.
— Во что? — улыбнулся Владимир. — В то, что помог кто-то, или в то, что я сам дополз?
— А вот скажи, второй раз ты в Афганистан пошел, чтобы там и разобраться?
— Да нет, все гораздо проще. Когда очнулся в дивизионной санчасти и услышал, как доктор кому-то говорит, что я вряд ли оклемаюсь — слишком много крови потерял, я и обратился к Всевышнему с просьбой и поклялся, что, если выживу, вернусь в Афган и буду драться с «духами» уже не по приказу командиров, а во славу Господа нашего.
— И думаешь, он тебе поверил? — не удержался от ухмылки Воронов.
— Кто?
— Как кто? Всевышний! — Воронов еле сдерживал смех.
— Не знаю, поверил или нет, но я-то выжил и стою сейчас перед вами целехонький. А самое главное, за остальные четыре года больше ни одной царапины! — Владимир не заметил насмешливого тона Воронова и отвечал совершенно серьезно.
— В этом что-то есть, — так же серьезно согласился Савелий, потом неожиданно спросил: — Какие языки знаешь?
— На фарси говорю свободно, турецкий знаю немного и кое-как — грузинский, абхазский… — Владимир перечислял спокойно, словно просто рассказывал, какие блюда предпочитает.
— А чеченский? — перебил Савелий.
— А чеченский — мой родной язык. У меня мать чеченка, а отец из русской глубинки, а жили мы под Грозным. — Он усмехнулся. — Поэтому меня и выбрал товарищ майор.
— Ладно, Володя, возвращайся на пост, а мы пойдем знакомиться с остальными, — сказал Воронов и направился в сторону небольшого кирпичного строения, стоящего метрах в пятидесяти от них.
— Ты веришь в эту чушь, которую он наплел про свое чудесное спасение? — спросил Воронов Савелия.
— Верю, не верю — какая разница? Важно, что парень сам верит в это. Ему легче жить с такой мыслью? Легче. А значит, пусть верит.
— Может, ты и прав. — Воронов помолчал. — Если хочешь, могу рассказать про остальных претендентов.
— Извини, братишка, предпочитаю все подробности услышать от них самих.
— Как скажешь. Бешеный.
— Давно ты меня так не называл, — заметил Савелий.
— Время еще не пришло, — сказал Воронов. Он открыл какую-то дверь, и они оказались перед лестницей, ведущей вниз.
— Да и придет ли оно когда-нибудь? — подхватил Савелий, спускаясь следом за Вороновым.
— А не придет, что с того? — бодро воскликнул Андрей. — Сам-то ты живой! И это главное, разве не так?
— Трудно с тобой не согласиться, — усмехнулся Савелий.
— Послушай, а стоит ли воскрешать Бешеного? Это я насчет твоей идеи о справке об освобождении. Ты же для себя такую легенду приберегаешь? Не дай Бог кто-нибудь захочет раскопать, что связано с этой кличкой.
— И что с того? Ну, захочет и, предположим, хотя маловероятно, скажет, что сидел и даже общался с Савелием Говорковым по кличке Бешеный, который совсем и не похож на этого Бешеного. Не столь редкая для криминального мира кличка, чтобы бояться ею воспользоваться, — уверенно проговорил Савелий.
— Вон за тем углом — помещение тира, — подсказал Воронов и продолжил: — Бешеный так Бешеный, тебе виднее. А справка об освобождении — только для тебя?
— Для меня, но, вполне возможно, еще для кого-нибудь. Там видно будет. Как говорится, вскрытие покажет. — Савелий хлопнул Воронова по спине, и довольно ощутимо.
Андрей собирался ответить, но Савелий увернулся и быстро открыл дверь.
— Прошу вас, товарищ майор! — Савелий склонился в шутливом полупоклоне.
Они оказались в довольно просторном помещении, разделенном на два бокса: один предназначался для стрельбы из пистолета, второй — из автомата, а при необходимости — и из гранатомета. В последнем случае нужно было с пульта сдвинуть заднюю стенку в сторону, за ней открывалось специально оборудованное пространство, которое не только гасило шум от взрыва, но и было снабжено мощной вытяжкой, быстро очищающей воздух от газа. В двух боксах одновременно могли заниматься стрельбой по четыре человека. Боевиков было шестеро, и они разделились на две тройки.
Савелий быстро переглянулся с Вороновым и чуть заметно кивнул в сторону тех, кто тренировался с пистолетом. Все трое были в наушниках и потому не слышали, как они вошли и стали наблюдать за стрельбой. Двоим было лет по тридцать пять — тридцать семь, третий — значительно моложе. Те, что постарше, стреляли не торопясь, тщательно прицеливаясь, а молодой напоминал ковбоя из вестерна: стрелял из разных положений навскидку, совершенно не целясь, либо опираясь на локоть второй руки, либо, стоя спиной, резко поворачивался и делал пару выстрелов.
На первый взгляд «старики» стреляли лучше, чем он, но Савелий сразу же понял, что это совсем не так. По количеству набранных очков парень даже выигрывал у одного из них, а второму проигрывал только одно очко. Савелия охватил спортивный азарт. Он попросил у Воронова пистолет, и Андрей дал ему «Макаров». Убедившись, что обойма полная, Савелий стал в точности повторять все, что вытворял парень. Он так увлекся, что не заметил, как трое его соседей прекратили стрелять, скинули наушники и с явным интересом наблюдали за его стрельбой. Отстрелявшись, Савелий ловко освободил пистолет об обоймы, быстро положил его перед собой и тут же взглянул на часы. Но время стрельбы отметить не успел: раздались аплодисменты.
— Отличная работа! — восхищенно проговорил один из «стариков» и снял мишень с подъехавшей подставки. — Ого! Шестьдесят девять из семидесяти! Да еще с такими выкрутасами! Новенький?
— Старенький. — Савелию чем-то сразу не понравился этот парень.
— А, так ты, наверное, тот, о ком рассказывал майор? — Таким ехидным тоном обычно говорят о чьих- нибудь любимчиках.
— Вы, сударь, имеете что-то против? — Савелий произнес это спокойно, но, если бы парень знал его лучше, то понял бы, что надо заткнуться.
— А если да, то что? — осклабился тот и повернулся к приятелю, видно, за поддержкой, но приятель неожиданно одернул его:
— Ты чего. Серый, к парню привязался?
— Захотел и привязался.
— Ты бы лучше захотел в «десятку» почаще попадать, — заметил Савелий.
— Глянь-ка, он еще и учить меня вздумал! — Серому явно не терпелось сорвать на ком-нибудь злость, и стало ясно, что простой перебранкой дело не закончится.
