Не успел он подняться, как опять пролетела машина, теперь «скорая помощь». Если бы снайпер не промазал, наверняка она мчалась бы по его душу. Значит, в аэропорту все же что-то случилось, и здорово, что он вовремя убрался оттуда.
Сколько Мушмакаев шел, он не знал: часов у него не было, но наконец-то удалось добраться до перекрестка, где был шанс поймать попутку до Москвы. Но машины проносились мимо. Никто не хотел останавливаться в такое позднее время. Сжалился над ним один дальнобойщик на огромном рефрижераторе. Проскочив несколько десятков метров, он затормозил, и Мушмакаев поспешил к нему.
— В город подбросишь? — спросил он.
— В город? — задумался парень лет тридцати, довольно внушительного телосложения.
— Не беспокойся, я заплачу.
— Сколько?
— Сколько скажешь.
— Хочешь, довезу до Садового кольца, годится?
— Вполне.
— Садись.
В огромной кабине грузового «мерседеса» было просторно, а над головой, за шторкой кто-то храпел, видно, напарник. Несколько минут ехали молча. Первым заговорил водитель:
— От бабы, что ли?
— Заметно, да? — довольно хмыкнул Мушмакаев. Парень сам подсказал тему разговора.
— Есть немного, — улыбнулся тот. — Выгнала?
— Нет, муж вернулся, — сделал кислую мину Мушмакаев.
— Накостылял? — сочувственно спросил водитель.
— Нет, обошлось. Пока он с ней выяснял отношения, я и смотался.
— Повезло. Ты кто по национальности?
— Дагестанец, а что? — насторожился Мушмакаев. — Не любишь черножопых?
— Не заводись, парень. Если бы я имел что-то против иноверцев вроде тебя, то не стал бы тебя выручать.
— Извини, сорвался. Надоело: чуть что, так сразу на нас все валят. На каждом шагу документы спрашивают.
— А ты поспокойнее, понимать нужно, что это не к тебе лично, а вообще… Не говоря о том, что сейчас все москвичи к празднику готовятся.
— Вообще? Почему-то вообще тебя лишний раз не остановят и не станут тыкать, что ты какой-то не такой, даже и в праздник. Иногда мне даже обидно, что я не родился русским.
— А вот это ты зря! От своей национальности никогда не нужно отказываться. Это все равно что от своей матери отказаться. — В его голосе было что-то обидное, но Мушмакаев вдруг подумал, что не нужно развивать эту скользкую тему.
— Ты откуда едешь? — перевел он разговор в нейтральное русло.
— Из Болгарии консервы везу.
— Из Болгарии?
— Бывал там?
— Да, несколько дней назад вернулся.
— То-то я смотрю, загорелый какой.
Мушмакаев с трудом сдержал усмешку: нашел загорелого! Во-первых, он отроду очень смуглый, во- вторых, лицо его так заросло щетиной, что рассмотреть «загар», да еще в темноте, было и вовсе немыслимо.
— Да, немного отдохнул, поплавал… А где ты живешь?
— Сибиряк я. Из Омска. Знаешь такой?
— Как не знать? Большой город, — уважительно сказал Мушмакаев, радуясь тому, что парень из такого далека, что, вполне вероятно, и не слышал, кто такой Мушмакаев.
— Не только большой, но и красивый, зелени много, цветов. — Парень явно был патриотом своего города и с удовольствием перечислял все его достоинства.
— А мне и похвастаться нечем, — вздохнул Мушмакаев.
— А ты откуда?
— Из Москвы, — усмехнулся Муха.
— Да ты шутник, парень. Давно в Москве?
— Больше трех лет.
— Как я заметил, сколько бы кавказцы ни жили среди русских, акцент все равно остается.
— Откуда ты взял? Я же не очень долго живу здесь.
— Вспомни Кикабидзе? Или Нани Брегвадзе?
— Не знаю, может, ты и прав, — решил согласиться Мушмакаев. Его раздражало, что, о чем бы они ни заговорили, все время сбивались на национальный вопрос. — Извини, приятель, но ты не объявил мне свою цену.
— Какую цену? — не понял водитель.
— Сколько я тебе должен за проезд? — Он вытащил из кармана стодолларовую купюру. — Только вот сдачу придется искать: мельче нет.
— Убери, парень! — недовольно бросил тот. — Разве у вас в Дагестане требуют деньги, когда выручают кого-нибудь в трудную минуту?
— Извини, брат, не понял я, — смутился Мушмакаев и сунул деньги в карман. — Может, встретимся когда-нибудь? Тогда и я помогу в чем-то…
— Выпить хочешь?
— Тебе ж нельзя.
— Но тебе-то можно, — усмехнулся сибиряк и кивнул на бардачок. — Открой, во фляжке ракия виноградная, знакомый болгарин подогнал.
Мушмакаев открыл бардачок, нащупал там плоскую металлическую фляжку, отвинтил крышку.
— Из горла, что ли?
— Зараза к заразе не пристает, — успокоил водитель.
— Твое здоровье! — Мушмакаев отхлебнул пару глотков и тут же закашлялся. — Да в ней градусов пятьдесят, не меньше.
— Семьдесят шесть, — поправил довольный парень. — Ничего штучка, да?
— Сразу в голову шибанула, — согласился Мушмакаев, завинтил крышку и сунул фляжку на место.
— Ну вот, за разговорами и не заметили, как домчались. — Шофер стал тормозить. — Сейчас я поворачиваю и дую на стоянку, чтобы спокойно выспаться. Дальше, думаю, сам доберешься.
— Спасибо… Извини, ты не сказал свое имя…
— Мишкой меня зовут.
— Меня Алимхан. Спасибо, Миша, у тебя не найдется монетки позвонить?
— О чем разговор? Самому приходится позванивать: почти в каждом городе знакомая есть. — Он по- свойски улыбнулся и протянул пару жетонов.
— Еще раз спасибо, может, когда и встретимся.
— Мир не велик, увидимся! — Парень дружески хлопнул его по плечу, Мушмакаев соскочил с подножки, и машина пошла на поворот.
Несколько минут он смотрел ей вслед, удивляясь широкой натуре незнакомого водителя. Внутри у него что-то защемило: сначала этот странный Бешеный, теперь Михаил.
Трудно сказать, до чего бы довели его подобные мысли, но тут он увидел телефонную будку и поспешил к ней. К счастью, аппарат был исправен, и он торопливо набрал номер давнего знакомого, который жил совсем недалеко от Таганки. Время было позднее, и никто не поднимал трубку: то ли крепко спали, то ли отсутствовали.
Досчитав гудки до пятнадцати, Мушмакаев повесил трубку. Он очень надеялся, что застанет своего приятеля, с которым его связывало довольно бурное прошлое. Был еще один, но его телефона он не помнил.
