И вот наконец удача улыбнулась им: в одном из небольших аулов, притулившихся у горной дороги, ведущей в глубь Чечни, они напали на след тех, кого искали.
— Послушай, Мамет-хан, посмотри, не тот ли это «уазик» вон там? — спросил Савелий, кивнув на стоящую во дворе одного из домов машину.
Она явно была не на ходу: кто-то изрешетил ее несколькими автоматными очередями, шины были спущены, стекла разбиты, на моторе виднелось несколько пулевых отверстий.
— Да, это он! — Мамет-хан весь как-то подобрался, и глаза его сверкнули злым огоньком близкой мести. — Пошли!
Он поудобнее перекинул автомат, висящий у него на плече, и передернул затвор.
— Не спеши, родной! — Савелий приостановил его рукой. — Так сразу нельзя. Сначала разберись, потом действуй. Ведь тебя-то они в лицо не знают. Ты — чеченец, угрозы от тебя они не ждут. Зайди в дом, поговори. Я буду ждать
—неподалеку. Понадобится помощь — позовешь…
— Хорошо. Сделаю, как ты советуешь. — Мамет-хан поставил автомат на предохранитель и направился к дому, у которого они заметили «уазик».
Савелий переложил «стечкина» из внутреннего кармана своей походной куртки в боковой и остался у изгороди, которой была отмечена граница села. Правую руку он держал в кармане, на всякий случай сжимая пистолет в руке и готовясь немедленно вступить в дело, как только потребуется.
Прошло несколько минут. Вдруг в доме раздались автоматные очереди. Савелий побежал туда, но, увидев, как из дома выскочил Мамет-хан с дымящимся автоматом наперевес, остановился и оглядел близлежащие подходы. Но то ли к выстрелам тут давно привыкли, то ли их вообще никто не услышал — во всяком случае, Мамет-хан смог беспрепятственно уйти и за ним никто не погнался. Они с Савелием скрылись в горах и запутали — на всякий случай, если бы их стали преследовать, — свои следы в лесу.
Когда они оказались в относительно безопасном месте, Мамет-хан рассказал, что произошло в доме.
Первым, кого Мамет-хан там увидел, был тот самый боевик со шрамом, которого ему описали свидетели. Мамет-хан обрадовался, его правая рука сама потянулась к автомату — но тут он вспомнил слова Савелия и решил, что ему все-таки надо сначала убедиться в том, что он найдет и остальных насильников.
Мамет-хан по-чеченски поздоровался с боевиком и попросил воды.
— Ты кто такой? — спросил его боевик.
— Из Дагестана иду, с дела одного… — Мамет-хан не стал дальше распространяться, понимая, что и этой -информации для боевика хватит.
Тот понимающе кивнул и, как полагается по чеченским обычаям, пригласил его пройти в дом. Войдя, Мамет-хан увидел еще одного боевика — он лежал на незаселенной кровати и кончиком ножа ковырял в гнилых зубах.
— Что с вашей машиной? — спросил Мамет-хан.
— А, на пограничный патруль нарвались… — ответил тот, что со шрамом. — Поехали к соседям, за женщинами; тут в ауле одни старухи живут, сам понимаешь, не с ишаками же нам трахаться. Ну, на перевале и нарвались. Одного нашего друга насмерть, а вот он легко отделался. — Боевик показал на забинтованную левую кисть лежавшего. — А машину мы новую найдем! У соседей такого добра навалом! Мамет-хан понял: это те самые, которые с его Наташкой… Оказывается, она у них далеко не первая жертва!
— У соседей, говоришь? — Мамет-хан незаметно снял предохранитель с автомата. — И что, красивые попадались?
— Ага, — ухмыльнулся боевик, — одна была светлая, из русских… Ладненькая такая, аппетитная, стерва! — Он плотоядно причмокнул. — Так мы ее…
Мамет-хан не стал дальше слушать этого скота в человеческом облике, перехватил автомат и в упор послал очередь в стоящего перед ним насильника. Того буквально перерубило пополам, и он, хрипя, повалился на пол.
— Стой, брат! — закричал второй боевик. — Не убивай! Хочешь, я дам тебе денег? Много денег! — причитая, он делал какие-то движения рукой.
— Не успеешь… — усмехнулся Мамет-хан, наступая ему на руку. — Деньги — бумага; мне нужна только твоя жизнь! — сказал Мамет-хан и выпустил очередь в извивающегося от страха второго насильника. Потом подошел, отвернул его рукав, снял что-то и сунул в карман.
Свершив свою месть, Мамет-хан считал, что теперь он обязан помочь тому, кто сопровождал его в поисках. Они вдвоем отправились в район Ведено — туда, где жил его брат Хасан-бек. Того в селе не оказалось, он был в горах с овцами. Оставив Савелия дожидаться в лесу, Мамет-хан отправился за Хасан- беком. Он отсутствовал два дня.
— Надо ждать… — сказал он Савелию, когда усталый и осунувшийся спустился с гор. — Хасан-бек не может сейчас уйти от своих овец, ему нужно найти замену.
— Сколько ждать? — поинтересовался Савелий: время его уже поджимало.
— Не знаю… — пожал плечами Мамет-хан. — Хасан-бек обязательно придет. Надо ждать…
Итак, они уже третий день находились в томительном ожидании. Савелий уже подумывал, не пойти ли одному или поискать другого проводника.
Наконец появился Хасан-бек. Это был худой, весь какой-то нескладный человек тридцати двух лет от роду. Одет он был в старую, заношенную полевую форму с чужого плеча, видимо доставшуюся ему от какого-нибудь русского пленного — их, бедолаг, по здешним селам томилось немало. Говорил он на чистейшем русском языке и, в отличие от простых чеченцев, не носил бороду, тем самым подчеркивая, что исламские традиции его мало интересуют. Так как в здешней округе к нему уже несколько лет относились как к изгою, со временем Хасан-бека стали считать — несмотря на его ученость — эдаким местным дурачком, юродивым.
Женщины обходили его стороной, мужчины смеялись над ним, подростки издевались; непонятно, почему он так упорно оставался жить в этих местах, где его унижали? Ведь мог же он найти себе место, где его знания агронома пригодились бы?..
Скорее всего, Хасан-бек был идеалистом и верил, что все это безумие — шариат, независимость, боевики с оружием на каждом углу — когда-нибудь закончится и Чеченская Республика снова заживет нормальной, мирной и спокойной жизнью…
Теперь от этого человека во многом зависело, сможет ли Савелий выполнить задуманное. Мамет-хан тоже хотел пойти с ними к лагерю Хаттаба, но Савелий настоял на том, чтобы тот вернулся в Дагестан:
— Подумай о своей семье, Мамет-хан. Им тяжело без мужчины в доме, тем более что твоей жене сейчас ты нужен, как никогда прежде. Поверь, все, что мог, ты для меня уже сделал. Спасибо тебе, Мамет-хан! Пусть мир воцарится в твоем доме и наконец-то в него войдет счастье!
— Счастья уже никогда будет в моей жизни! — обреченно возразил тот.
— Сегодня тебе так кажется, а я уверен, что оно еще будет, но подумай хотя бы о своих детях! Возвращайся к ним!
Мамет-хан не стал упорствовать — ему и правда надо было возвращаться, он и сам это понимал. Обнявшись с Савелием, поцеловав на прощание родственника и прошептав ему что-то на ухо, Мамет-хан исчез в мутной пелене тумана.
— Пошли? — невозмутимо спросил Хасан-бек.
Сначала Савелию показалось, что родственник Мамет-хана и впрямь за годы унижений превратился в дурачка, которому все до лампочки. Но, когда они, едва разбирая извилистую горную тропу в густом тумане, пошли в направлении, указанном Хасан-бе-ком, Савелий понял, что первое впечатление, которое на него произвел этот человек, ошибочно.
Началось с того, что Хасан-бек неожиданно стал наизусть читать стихи:
Раз — это было под Гихами — Мы проходили темный лес; Огнем дыша, пылал над нами Лазурно-яркий свод небес.
Нам был обещан бой жестокий. Из гор Ичкерии далекой Уже в Чечню на братний зов Толпы стекались удальцов…
— Чье это? — удивленно спросил Савелий.
