собрался. Он никак не мог припомнить какие дворцы находились в районе этой станции Келыма, и у него крепли подозрения, что никаких дворцов там в помине не было. Подустав, он уже не мог точно определить, что ближе от Питера — Петергоф или Келыма, но по всему выходило, что Петергоф явно лучше.
Добравшись до места проведения фестиваля, Витя уже не рассчитывал ни на какой фуршет: наверняка, пока он ехал, все уже съели и выпили без него. Он молился только о том, чтобы Иваныч еще не уехал и прихватил его обратно в город. Вообразить себе возвращение назад тем же путем он мог бы только в страшном сне. Но то, что он увидел на фестивале, разочаровало его окончательно.
Оказалось, он с самого начала представлял себе неверно, что это такое, и кто тут собрался. Никаких новоявленных русских князей с фуршетами тут не было и в помине. На первый взгляд, это было сборище каких-то безработных, может быть даже бомжей — нормальный человек вряд ли будет принимать участие в подобном балагане — одетых в самодельные костюмы, которые Витя видел в популярном фильме «Иван Васильевич меняет профессию», где царь Иван Васильевич Грозный то в управдомы, то снова в цари переходил, и с таким же самодельным оружием. Все эти разнаряженные люди разместились со своими палатками по берегу Невы, и фуршет тут явно был у каждого свой. Витя растерянно оглядывался по сторонам, ища взглядом знакомое лицо, и очень обрадовался, заметив невдалеке милицейский «УАЗ» и нескольких милиционеров рядом с ним. Он поспешил к патрульной машине расспросить об Иваныче. Оказалось, что Логунов еще не приезжал, но вот-вот должен появиться.
«Где его носит?» — раздраженно подумал про себя Витя. Но все-таки решил дождаться капитана. С милиционерами-то веселей будет. Как-никак свои люди.
Вечерело. Дабы скоротать время Витя пристроился с понравившимся ему патрульным Лехой Рыбкиным недалеко от «УАЗика» распить на чурбаках пару бутылочек «Синопской», предложенных кем-то из устроителей фестиваля стражам порядка, да с нехитрой закуской.
Слово зацепилось за слово: о службе, о Чечне, о зарплате… Стаканчик за стаканчиком… На свежем воздухе, под огурчик. Тут еще запел кто-то…
Иваныча он не дождался. Заснул. Как провалился. Без снов. Когда пришел в себя, хотелось в одно место. Строго определенное. И уже начала раскалываться голова. Поэтому он прихватил недопитую бутылку с капота машины и побрел в заросли кустарника, что бы посидеть в спокойной обстановке, никуда не торопясь и не думая о посторонних вещах.
ГЛАВА 2. Вассиана
Очнувшись ото сна, Витя обнаружил, что он остался один. Кругом стелился туман, было сыро, зябко и как-то странно тихо. Приподнявшись, Витя прислушался — точно, ни звука вокруг.
Что-то непривычное и потому пугающее почудилось ему в этой тишине. Казалось, он попал в самые недра тысячелетней давности, куда веками не долетал ни единый человеческий вздох. Витя поднялся, справил нужду, застегнул куртку поплотнее и стал осматриваться.
Насколько можно было видеть сквозь туман из густого кустарника, он не ошибся — никого вокруг не было. Не гудели голоса в близком поселке, не играло радио в домах.
Летом ведь в дачных поселках, как в одних домах укладываются, в других уже новую музыку заводят. На реке не проглядывали желтые огоньки бакенов, не гудели двигатели машин на шоссе…
— Стоп, — одернул себя Витя. Как это? Дома исчезли? Ну, палатки — понятно. Игроки разбежались, инвентарь свой, палочки-досочки, унесли, его самого тут бросили, даже не разбудили, добирайся, мол, сам, как знаешь. А Иваныч? Хотя, тоже видать, так и не приехал. Хорош гусь. На фестиваль он отправился — очки втирать начальству, а сам, поди, у бабы какой-нибудь отсиделся.
Тьфу… Слов нет. Да, выбираться-то как-то самому придется. Витя еще раз огляделся. Где дорога, по которой он вчера сюда пришел? В понедельник утром, кровь из носа, надо быть в управе, деньги получить. Если денег он не получит, то останется только одно — повеситься. В кармане ни шиша, а как жить?
А все-таки, куда подевались дома? Не унесли же их с собой ребята с фестиваля. Хотя Витя вчера и не очень внимательно присматривался к округе, не до того было, но заметил, что на противоположном берегу Невы стояли каменные дачи. А теперь сплошной лес стеной стоит, и такой солидный лес, не кустарник крыжовничек-смородинка. Прямо чудеса какие-то.
«А может быть, — вдруг пришла ему в голову мысль, — он после вчерашней „нагрузки“, да еще остатки от предыдущего, в общем, так хорошо заснул, что не заметил, как весь лагерь из Келымы еще куда перебрался, в другое место? И вообще, какой день сегодня? Воскресенье? Или давно уже понедельник, вторник?»
Витя посмотрел на часы. Часы стояли. Он встряхнул их, попробовал завести — не идут.
«Ну, все, кокнул, — подумал он. — Где, кто, в каком месте, сколько времени, какой день — ничего не знаю».
Тут ему вспомнился Рыбкин. Тоже ведь смылся, хорек.
Туман постепенно рассеивался. Становилось теплее.
«Ладно, — решил Витя про себя. — Встречу Леху — морду набью, и Иванычу тоже, а пока надо делать ноги. Перекусить бы чего…»
Желудок старательно напоминал о себе…
— А вот тебе, — взглянув на бутылку в руке, решил Витя. — Попробуй согревающего, а как согреемся, разберемся с остальным.
Он допил из горлышка остатки водки, зажевал ее сорванным с куста листом и снова свернулся на траве под листьями ивняка. Пока не очень холодно, нужно отоспаться. Проблемы будем решать днем, когда поднимется солнце и разойдется туман. А сейчас все одно никаких концов не найти.
— Потерпим, — пробормотал он себе под нос. — Вроде шоссе тут было рядом. Выйду потом, остановлю тачку, а там доберемся как-нибудь до Иваныча. Или к Лике завалюсь, соскучился ведь… Она-то точно покормит.
В задурманенном рассудке явь смешалась со сном, и далеко не сразу Растопченко сообразил, что он уже не спит, а над головой палит яркое солнце. Бывший чекист поднялся, передернул плечами, отбросил в сторону пустую бутылку и решительно двинулся в сторону шоссе…
Однако там, где по его представлениям вчера была дорога, Витя наткнулся на… заболоченную низину, да и вообще земля вокруг была влажная, иногда даже хлюпала под ногами, того и гляди угодишь в какую- нибудь мерзость. Растопченко остановился, раздумывая.
Вдруг из густых кустов, покрывавших низину, его негромко окликнули:
— Виктор Александрович, — голос был сипловатый, слегка простуженный, но как показалось Вите, знакомый. — Товарищ майор!
Растопченко оглянулся, но никого не увидел. Наваждение какое-то.
— Товарищ майор, я здесь, — снова донеслось до него. Кусты раздвинулись, из них показалось бледное, испуганное лицо Рыбкина.
Озираясь, милиционер вылез из укрытия.
— Вы куда все подевались? — накинулся на него Витя. — Бросили меня. В город возвращаться надо…
Но Леха не отвечал. Он молча смотрел на майора широко открытыми глазами, в которых застыл ужас, сравнимый лишь с ужасом в глазах узников Освенцима перед казнью в газовых камерах, как показывают в военных кинохрониках.
— Ты чего, сержант? — снова обратился тот к Рыбкину — Чего молчишь-то? Случилось что ль чего?
Рыбкин приблизился и тихо, словно боялся спугнуть окружавшую их тишину, произнес:
— Все кончено, товарищ майор, мы погибли.
Покорное отчаяние недавнего знакомого произвело на Витю удручающее впечатление.
— Да не крути ты! — прикрикнул он на сержанта — Давай выкладывай, что случилось, пока я спал!
— Мы в другой мир провалились, — со значением, как величайшую тайну, поведал ему Рыбкин, —
