Должен признать, что эта девица умела вызвать невероятное раздражение, но ее упорство меня поражало. В свое время мне доводилось заниматься с замечательно выносливыми рыцарями, и любому из них пришлось бы сильно напрячься, чтобы потягаться с Шейри. Ее заявления о том, что нам нельзя останавливаться сократились едва ли не до назойливого бормотания, и я никак не мог сосредоточиться на том, что она там говорит. Помню только, как мое лицо осветило солнце, а сам я шатался из стороны в сторону, время от времени рывком приходя в себя. Первое, что порадовало мой взор, была Шейри — она сидела скрестив ноги неподалеку. Капюшон она натянула на голову, голову же свесила на грудь и дышала медленно и ровно. Я был почти рад увидеть мою плетельщицу спящей. Это давало некоторую надежду, что она, может быть, смертна.
Я медленно сел, потянулся как мог, чувствуя похрустывание в суставах. Потом оглянулся. И оглянулся еще раз.
Трагическая Утрата была первосортной пустыней. Она тянулась и тянулась — к горизонту и дальше, и нигде ничего не было. То есть вообще ничего. Только песок, праздно шуршащий по равнине. Ни травы. Ни деревьев. Ни одного, пусть самого маленького, кустика. Никакого намека на присутствие животных. Только песок. В одном направлении песок лежал небольшими холмистыми рядами, а в другом расстилался плоской равниной. Этот песок я уже ощущал на зубах, мне уже приходилось щуриться, чтобы он не попал в глаза.
Песок и пустота во все стороны, и только далеко-далеко — так далеко, что там, похоже, кончался мир — просматривалось что-то другое. Там, в этой дали, виднелось нечто похожее на череду гор, которая выглядела так же негостеприимно, как и все остальное.
Я оглянулся и увидел, что на песке не осталось наших следов. Их полностью занесло песком. Словно нас тут вообще не было.
Ну, если мыслить рационально, то это было даже хорошо. Что там с Бикси, было неясно; если ей удалось выжить после того, как ее смыло в море, тогда она сможет нас выследить и в аду. Но если она больше не является частью нашего уравнения, тогда Беликозу, покуда он желает за нами гоняться, придется прибегнуть к более традиционным приемам выслеживания, а в таком случае у нас есть все шансы оставить его с носом.
Но ничего из этих мыслей не пришло мне в голову. Мне не пришло тогда в голову вообще ничего.
Я не мог предположить, какое воздействие окажет на меня Трагическая Утрата. Однако, думая об этом сейчас, подозреваю, что должен был предвидеть.
Всю свою жизнь меня что-нибудь окружало. Большую часть времени — лес… Лес Элдервуд, где я вырос, изучая лесную науку и всяческие уловки, которые помогают оставаться в живых. А то я жил в замке, в покое и безопасности внутри четырех каменных стен. Да, я ездил, но обычно по лесным дорогам, или долинам, или полянам.
Я никогда не видал ничего подобного Трагической Утрате. Никогда. Такой пустоты… такого, чтобы вообще не было ничего. Даже теперь, когда я пишу эти строки, отделенный от тех дней временем и опытом, я ощущаю, как холодная рука стискивает мне хребет. Тогда же, когда я впервые неожиданно встретился со своим новым окружением, эффект был катастрофический.
Мой оглушенный рассудок даже не сразу заметил, как что-то происходит. У меня потемнело в глазах, а мир подернулся плотным белым туманом. Мне показалось, что Шейри зовет меня откуда-то издалека.
Я поднял на нее взгляд, стараясь на ней сосредоточиться. В грудь стучала невыносимая боль, и я понял, что перестал дышать. Я заставил себя сделать носом глубокий вдох и выдохнуть через рот. Горячий шершавый воздух вдыхался и выдыхался с мучительным трудом.
Меня била крупная дрожь, словно я страдал от холода, а не от жары. Сначала я решил, что заболел от быстрого перехода от мокрого состояния к сухому, но скоро понял, что это не так. Дрожь была вызвана не физическими ощущениями — она зарождалась у меня в сознании. Я трясся не от холода, а от страха. Вот как. Чистый, дурно воняющий страх забил мне нос, горло, мысли, парализовал меня.
— Вставай, Невпопад, — сурово произнесла Шейри.
Я замотал головой так яростно, что она чуть не слетела у меня с плеч.
Но Шейри повторила еще требовательнее:
— Вставай!
Я повиновался, но с большой неохотой, удерживая себя в равновесии при помощи посоха. Правая моя нога и в самых лучших обстоятельствах вела себя плоховато, а теперь и левая ослабела. Меня била такая сильная дрожь, что нога чуть не подогнулась подо мной и я едва не повалился на землю.
— Да что с тобой такое?
Шейри стояла прямо передо мной, глядя мне в лицо. Я посмотрел через ее плечо на бесконечный пустой пейзаж впереди нас, вокруг нас, позади нас. Никогда я не чувствовал себя таким голым, уязвимым, и тогда я действительно упал. Я тяжело повалился на колени и принялся яростно трясти головой, словно простое отрицание существования пустыни могло заставить ее исчезнуть.
Шейри села передо мной на корточки, взяла мое лицо в ладони и повернула к себе. Я видел, что она недовольна мной и даже разгневана, но тут плетельщица заметила неприкрытый ужас в моих глазах и не стала ни злиться еще больше, ни бросать меня в одиночестве, предоставляя мне справиться самому — а я, признаться, на ее месте так бы и сделал. Вместо этого лицо ее стало мягче, выражая почти сочувствие.
— Невпопад… что случилось?
Челюсть у меня дрожала, и мне пришлось приложить усилие, чтобы заставить себя говорить.
— Пустыня… за… заколдовала меня… за… пугала…
Удивительно, но из моих бессвязных слов Шейри все же смогла понять, что я пытаюсь сказать ей.
— Это не пустыня, — твердо сказала она. — В пустыне нет ничего таинственного. Это просто место. А ужас идет из твоей души. Оглянись, Невпопад. Тут только песок, да несколько барханов, да равнина. Здесь ничего такого.
— Ничего… Этого «ничего» я и боюсь.
— Что?
От замешательства она свела брови. Потом осторожно потянула меня, чтобы я встал. Ее рука легла мне на плечо, и хоть я и не почувствовал себя спокойнее, зато не стал бояться сильнее.
— Пойдем… пойдем со мной, Невпопад. Шаг за шагом. Ставь посох. Переноси ногу…
Ее голос звучал немного напевно, словно она разговаривала с ребенком. Тогда, однако, я едва ли мог обижаться на такое снисходительное отношение. Я слушался Шейри, сосредоточившись на ходьбе так же сильно, как, наверное, сосредоточен ребенок, начинающий ходить.
— Ну, — продолжала она, — почему же это «ничего» тебя так пугает?
Я очень хорошо понимал, что она делает. Она пыталась отвлечь меня болтовней. Моя противоречивая в своей основе натура заставляла меня не поддаваться на ее очевидные уловки, но я все же стал прислушиваться к тому, что Шейри говорила… Наверное, потому, что сам хотел понять, в чем же дело.
— Тут… так много «ничего»… так много…
— Да, совсем не то, что дома, — согласилась Шейри. — Там лес, деревья…
— Опасность… кругом опасность. — Дрожь в коленях передавалась и голосу. Какая молодец Шейри, что могла разобрать, о чем я говорю. — Мы тут… ничем не прикрыты… открыты со всех сторон…
— Если тебя пугает опасность, подумай вот о чем: дома опасность может прятаться на деревьях, под кустами, в пещере, в любой момент собираясь прыгнуть на тебя. А здесь, — и Шейри повела рукой, — не будет никаких неожиданностей. Ты заметишь опасность за много миль.
— А когда она подберется, — подхватил я мрачно, — спрятаться от нее будет негде. А потом… дело не только в этом…
— В чем же? — спросила Шейри.
Все, что я ощущал, что пытался выразить, вертелось у меня в мыслях, и правда соскочила с языка прежде, чем я понял ее.
— Это… это царство Смерти, — выпалил я.
Знаю, звучит глупо, особенно из моих уст. Такое банальное высказывание. Однако тогда я ощутил, что Смерть — реальная сущность, которая бродит по жестоким пескам, выслеживает тех, кто был достаточно глуп, чтобы забрести в ее владения. Я даже оглянулся через плечо, опасаясь, что Смерть может оказаться прямо за моей спиной.
