нарушена лучом золотистого света, и Корнелия, достав из воротника своего платья золотую иглу, направила ее в центр пустынно светящегося зерцала. Игла коснулась его поверхности, и по той побежали радужные пятна, какие бывают, когда поверх воды разлито масло. Вскоре хаотичное мелькание пятен прекратилось, на пустой поверхности возник словно бы радужный водоворот, крутящийся и вовлекающий в свое кружение всех находившихся в комнате.
— Лаура!
И вот она там, в зеркале, сидящая на каких-то гигантских ступенях, а неподалеку от нее, совсем рядом, но не попадая все же в поле зрения, находится что-то ужасное, пугающее. Чей голос выкрикнул имя, Вергилий не понял, но теперь кричала Корнелия — она не произносила слова, а именно кричала. На поверхности зерцала вновь закружился водоворот, но вращался он теперь в обратную сторону, затем краски поблекли, пропали, и тут наконец раздался тот самый задержанный двенадцатый удар часов. Зеркало отныне стало обыкновенным зеркалом, и все они — Вергилий, Корнелия, Клеменс видели теперь в нем лишь собственные отражения, не более. Впрочем, Вергилий видел там именно то, что успел уже почувствовать: собственное лицо, его настоящее лицо, но не ущербную его часть — пропавшая душа возвратилась к нему. Корнелия сдержала обещание, Корнелия, по-прежнему безмолвно стоявшая возле зеркала…
Для нее произошедшее было чистой воды магией. Для Клеменса живой металл открыл жизненную правду. Для Вергилия дело состояло в том, что произошла фокусировка события, совершившегося неизвестно где, но отпечатавшегося в мировом эфире, и изображение сфокусировалось в девственном зерцале, ныне уже не девственном, обычном. Вергилий обернулся к Корнелии.
Она говорила, говорила… Собственно, не говорила, но протягивала руку, указывая на стену, лицо ее словно оплывало от ужаса, гортань дрожала, не в силах совладать с тем криком, который рвался из ее груди. Там, на стене, видны были четыре символа четырех квадрантов пространства, вокруг же обода, как по часовой, так и против часовой стрелки бежали странные, загадочные буквы умбрийского алфавита, изображаемые то в прямом, то в зеркальном виде.
— Не волнуйтесь, госпожа Корнелия. — Вергилий коснулся ее руки и сжал ее. — Это лишь так называемый эффект магического зерцала, здесь нет ни малейшей магии, но лишь причины вполне естественного порядка. Подойдите сюда, взгляните. — Он указал ей на изображение, покрывающее тыльную сторону зеркала, показал на его отражение на стене и объяснил, что происходящее — всего лишь внешний эффект возбуждения атомов, находящихся на лицевой стороне зеркала, и именно это и производит впечатление, будто зеркало прозрачно как стекло. — Впрочем, мне понятно ваше изумление, добавил он, — вы ведь не осмотрели зеркало с обратной стороны, перед тем как открылась его крышка, а тогда бы вы увидели эти небесные конфигурации: Мрачный Рыцарь на севере, Багряный Феникс на юге…
Она резко отняла свою руку. Ужас в ее лице пропал, его сменила ярость но нет, все же остался и ужас, а еще на лице ее проступали боль, ненависть и отчаяние… Корнелия резко повернулась и вышла из комнаты.
— Ну что ж, дело сделано, — мягко произнес Клеменс.
Но Вергилий знал, что — нет, не сделано, осуществлена лишь часть его. Девушка в зеркале оказалась первой женщиной, по-настоящему увиденной им за последние месяцы, и он влюбился в нее.
И теперь должен был ее разыскать.
12
Бык был в полной уверенности, что обойдет Тартесский замок, заглянет во все его закоулки, комнаты и дворики и добьется истины. На деле же, прибыв в замок в сопровождении императорского сублегата и сотни солдат, дож Тауро весьма приутих, пораженный размерами замка, сделавшись отчасти даже стеснительным. Вежливо принявший их лорд-капитан без промедления дозволил пришедшим осмотреть не только сам замок, но и все тартесское подворье, причем самолично, прихрамывая, принял участие в поисках. Замок был гигантским, просторным и занимал, казалось, едва ли не половину горы, вдоль склонов которой расползся. Большая часть помещений оказалась пуста, в большинстве других царили пыль и запустение. Задолго до того, как осмотр подошел к концу, и дож, и младший легат поняли, что ни лорд- капитан, ни его люди не имеют ни малейшего представления об этом деле. Все же, добросовестности ради, дело было доведено до конца, дабы наверняка убедиться, что никто и ничто — вне зависимости от того, кем были неизвестные похитители — не удерживает здесь принцессу. С тем и удалились еще более обескураженные, нежели в начале обыска.
Вергилий выбрал момент и поблагодарил лорда-капитана за помощь в добывании руды. Тот пожал плечами:
— Не к добру, похоже, было помогать тебе. С чего вы решили, что она здесь?
— Я вовсе не думал, что она здесь. Но она появилась в месте, удивительно похожем на это, и другие решили, будто она именно здесь… гигантские камни, ступени, несомненная работа циклопов…
— Я знаю еще одно такое место. — Лорд-капитан взглянул на Вергилия усталыми и проницательными глазами. — Но это в Микенах. Впрочем, от тамошнего замка остались одни руины, и там никого уже не спрячешь. А тебе известны иные места? Да? Тогда, доктор, маг, прошу тебя, хотя и не имею на то никакого права… Нет, все же я скажу… Не отправляйся туда сам. Пускай едут другие. Не ты.
— Я должен, сударь, — выдохнул Вергилий.
— Опять гонка, гонка… — Белоснежные брови хозяина поползли вверх. Ты все время за чем-то гонишься. Отчего так? — Широкая грудь капитана издала вздох, бывший одновременно утверждением и вопросом.
— Да, лорд-капитан, — ответил гость, прощаясь. — Так и есть. Пока смерть не победит меня… или я — ее… я все время гонюсь за чем-то. Прощай.
— Гнаться, гнаться, — донесся мягкий голос сзади шедшего к выходу мага, — я был бы удовлетворен в жизни уже и тем, что никуда не надо спешить.
Дож, нетерпеливо поджидавший Вергилия у подножия замка, немедленно тронулся вперед и, обернувшись, на ходу спросил мага:
— Что этот старый хрыч сказал тебе?
— То, что в Микенах есть подобный замок, однако он лежит в руинах и спрятать там никого невозможно.
Дож выругался. Столько суеты, столько магии, и что толку? Что в результате? Вот что ему интересно. А младший легат, нарушая нависшую было тишину, заявил:
— Мне кажется, нельзя долго испытывать терпение Императора.
Тауро пробормотал, что-де тут и все Императорские легионы не смогли бы отыскать Лауру, поскольку совершенно неизвестно, где она находится. Вергилий, однако же, сообразил… в отличие от дожа… дело тут не в том, что Цезарь, потеряв терпение, кинет на поиски Лауры свои легионы, напротив, он попросту переключится на другой любезный его сердцу объект. Право же, кругом милых девушек было вполне достаточно, и все они вполне сгодились бы в жены… так что, если император в самом деле решит избавиться от своей сварливой супруги, то будет ли он тянуть с новым браком? И чего, в таком случае, стоят все планы Корнелии и вице-короля?
Да и многого ли стоят в этом случае планы самого Вергилия?
Клеменс в ярости хлопнул руками по бедрам и вскочил с места. Вергилий вел себя как охваченный первой похотью школяр!
— Я отлично все понимаю. Ты увидел лишь оболочку, скорлупу, шелуху вещей, и до остального тебе уже нет ни малейшего дела… Да, я согласен, ты глянул в зеркало и обнаружил там личико довольно-таки милой, я согласен, весьма милой девчонки, и что же? О Зевс, ты уже не умеешь думать, ты сразу начинаешь действовать?! Пойми: не твое сердце советует тебе это, но лишь его оболочка, вот откуда идут все эти безумные импульсы, ты скользишь по поверхности вещей! Ну ладно, ладно, — проговорил Клеменс чуть более миролюбиво. — Я понимаю. В конце концов, ты предпринял дальнее и сложное путешествие на Кипр, после чего последовала чудовищная работа над зерцалом. Да, сейчас ты уже выглядишь лучше, однако пока далек от своей настоящей формы. Пойми: безумие пускаться в новое путешествие! Аргументы
