На доске сражались две армии – ярости их не было предела. Идэйн не могла отвести от них глаз. Из башни вышла королева – лицо гордое, но печальное, она махнула рукой из слоновой кости. Четыре коня – два белых и два черных – подъехали и окружили ее.
Звон в ушах Идэйн все усиливался. Боже милостивый! Королю Генриху никогда не знать мира! Молодой король, принц Генри, которого он короновал сам, вытеснил его из Франции. Как и второй его сын и союзник принца Генри, Джеффри. Что же касалось его третьего сына, Ричарда Львиное Сердце, то он всегда был маменькиным сынком, и единственная женщина, которую он будет любить, – это мать. Младший, мрачный и надутый принц Джон, оказался тем, кто завладеет троном после всех них.
Король внимательно наблюдал за ней. Потом тихо спросил:
– Что ты видишь, благородная девица?
Идэйн попыталась привести свои мысли в порядок, чтобы ответить:
– Медвежата повергнут во прах старого медведя и отнимут его золотую корону, хотя он и любит их. Гордость короля попрана; прощение приходит от папы римского. Как и от мертвого.
Некоторое время король Генрих сидел молча, не в силах вздохнуть полной грудью. В свете пламени камина лицо его казалось красным. Потом, как ей показалось, он содрогнулся.
– Ах, Томас, – простонал он, – неужели мне так и не суждено избавиться от этой пытки? Неужели мои мятежные отродья так и будут терзать меня, как и твой чертов призрак? Страсти Господни! Право же, я не осмеливаюсь сказать, чего я больше всего желаю! Король сделал резкое движение, перегнулся через шахматную доску к Идэйн, взял за руку и перевернул ее ладонью кверху.
Идэйн крепко сжимала в руке коня из слоновой кости. Королю Генриху пришлось силой разжать ее кулачок и отогнуть большой палец, чтобы увидеть его. Маленькая фигурка была покрыта кровью.
Пока они оба молча созерцали ее, кровь заструилась с ее ладони на черно-белые квадраты шахматной доски, и скоро на ней скопилась целая лужица.
Генрих Плантагенет посмотрел на Идэйн. Теперь его серо-голубые глаза были ясными, будто он внезапно протрезвел.
– Ну, благородная девица, – спросил король скрипучим, внезапно охрипшим голосом, – ты проделала весь этот долгий путь, чтобы открыть мне то, что никто, кроме тебя, не может открыть. Когда же ты мне это скажешь?
Идэйн молчала, все еще объятая страхом. Она старалась избежать его взгляда. Под ними на шахматной доске все еще, не обращая на них внимания, сражались армии. Но скоро бой должен был прекратиться. На ладони Идэйн лежал белый конь из слоновой кости, и из его фигурки таинственным образом все еще сочилась алая кровь.
– Молодой король, принц Генри, – сказала Идэйн, – мёртв!
20
– О, какой стыд, какой позор, что ты не берешь с собой ни одно из тех прекрасных платьев, над которыми мы так потрудились, – причитала жена коменданта. – Это самые прелестные в Англии наряды, и все они останутся здесь, и носить их будет некому, и никто не оценит их красоты, девушка, никому не пойдут они так, как шли тебе!
Леди Друсялла смотрела, как двое рыцарей сносили по лестнице маленькую корзинку с вещами Идэйн, чтобы передать солдатам, ожидавшим, когда девушка спустится. К вещам жена коменданта присовокупила все, что необходимо для путешествия, – нишу и вино, теплое одеяло и попону из овчины, чтобы накинуть ее на седло.
Леди Друсилла в отчаянии сжимала руки.
– Ничто, увы, ничто не пригодится тебе, бедное дитя, – рыдала она, – Там, куда ты отправляешься, модные платья не нужны. Это все, что мне сказал комендант замка!
Идэйн знала это. Всему замку было известно, в какой гнев пришел король. Ходили слухи, что с ним приключился один из его пресловутых приступов ярости, когда он катался по полу и изрыгал проклятия.
Король Генрих не поверил тому, что она сказала о его старшем сыне принце Генри. Он швырнул окровавленную шахматную фигурку через всю комнату, отрицая все сказанное ею и называя ее пророчество самым зловредным вздором, Тамплиеры обманули его, бушевал король. Было прискорбной ошибкой подниматься к ней в башню и слушать эту чепуху.
Это произошло сутки назад. И больше не имело значения, потому что из Франции прибыл курьер с известием, что молодой король, принц Генри, который должен был править вместе с отцом, но вместо этого поднял против него открытый мятеж, умер от дизентерии.
Кое-кто шептал: «Яд». Однако слухи эти ничем не подтверждались. Во Франции верные Генри люди горько его оплакивали, города Ле Мэн и Руан, поддержавшие Генри против его отца, чуть не передрались из-за права погребения его возлюбленного трупа. И в наследных землях королевы Элинор Аквитании образ его был увековечен в песне «Плач по молодому королю». Песня эта была сочинена трубадуром Бертраном де Борном. О королеве Элинор, запертой в своем замке-темнице, ничего не было слышно.
Многие дни город Честер и замок Бистон были переполнены людьми, которые оплакивали принца. Приближенные короля говорили, что он погружен в безутешную скорбь и предается беспробудному пьянству. Несмотря на все раздоры, на все несогласия, несмотря на предательство юного Генри, король любил своего сына. Советники и близкие друзья Генриха Роберт Бомон, граф Лестер и Джилберт Фолиот, епископ Лондонский, не могли привести его в достаточно трезвое состояние, чтобы он мог отправиться назад в Лондон. На севере исход войны оставался неясным: король Уильям Шотландский потерял в молодом принце союзника.
Замок Бистон бурлил слухами и сплетнями. Графы Херфорд и Норфолк выступили со своими армиями в надежде напасть на шотландцев, пока те не оправились еще от смятения, в которое повергло их известие о смерти молодого Генри.
Все дороги были запружены. И тем не менее от короля прибыли рыцари с приказом немедленно увезти из Бистона девицу Идэйн.
Управляющий замком – кастелян – явился сообщить ей, что король Генрих решил не сжигать ее на костре и не пытать на дыбе по обвинению в колдовстве и даже не заточил в донжоне замка Бистон. Из
