Наряд мисс Фенвик неприятно поразил герцога. На ней был глухой шерстяной халат, больше подошедший бы миссис Кодиган: из-под него выглядывал высокий ворот ночной рубашки. Герцог с сожалением сообразил, что заставил ее сменить весь гардероб, а вот о халате и белье не подумал.
Однако даже строгий халат не мог скрыть ее соблазнительных форм, и Ник почувствовал, как разливается по жилам сладостный огонь.
Горничные тщательно расчесали Мэри волосы — золотистые кудри ее лежали на плечах крупными кольцами и роскошной волной спускались по спине. Часть волос была перехвачена розовой лентой; концы ее игриво ниспадали в поток золотых локонов. Лазурные глаза в обрамлении густых ресниц сияли, в их ясном и чистом взгляде герцог читал тревогу, даже страх — и вместе с тем жгучее любопытство. Щеки порозовели, искусанные губки алели, словно розовый бутон. Герцог почувствовал, как нарастает в нем возбуждение.
— Я вижу, вы без туфель? — с трудом выговорила она, глядя на его ноги. — Может быть, мне снять свои?
— Конечно, снимайте, не стесняйтесь, — ответил Ник.
«Главное — начать, — думал он, — а все остальное я сниму с нее и сам».
Он сделал Краддлсу знак подать вино, которое выбирал сам вместе с Помфретом. Несколько бокалов белого, полагал он, помогут мисс Фенвик расслабиться. Сам же он кларету предпочел бренди.
Мэри хотела сесть в кресло, но Ник поспешно подхватил ее под руку и подвел к кровати.
— Сядьте сюда, — предложил он, указывая ей на свободное место рядом с книгами, затем одним духом осушил бокал и вернул его Краддлсу.
— А теперь… — начал он, садясь рядом с ней. В нос ему ударил нежный и пряный запах цветочных духов, и герцог похвалил себя за то, что не надушился сам.
Настало время поговорить, и Ник пододвинул к себе «Радости любви».
Сказать по совести, сейчас ему вовсе не хотелось разговаривать. Все тело его горело от возбуждения, перед глазами проносились соблазнительные воспоминания: мисс Мэри Фенвик в разорванном платье, ее чудесные полные груди, стройные ножки, теплое дыхание, обнаженные плечи в модном декольте… Да, он страстно желал Мэри — желал уже давно, хоть и не признавался в этом даже самому себе. Эта очаровательная сумасбродка сделала-таки с ним то, что уже давно не удавалось холодным светским красавицам: разбудила в нем чувственность, заставила сердце биться быстрее обычного, зажгла желанием плоть и душу…
Ник тряхнул головой, гоня чувственные мысли прочь. Так нельзя, он все испортит! Не стоит забывать, что перед ним девственница: накинувшись на нее, словно дикий зверь, он перепугает ее до полусмерти. Нет, не стоит отступать от заранее продуманного плана.
Герцог налил своей невесте вина, и та выпила бокал одним духом.
— Благодарю вас, — проговорила она и облизнула губы розовым язычком. — Мне очень хотелось пить. Какой чудесный вкус! Это вино?
Только сейчас Ник сообразил, что дочь бедного провинциального священника могла ни разу в жизни не попробовать вина.
— Очень вкусно! — воскликнула она, не сводя с него удивительных небесных глаз. — Можно мне еще немножко?
Герцог не стал спорить, но на этот раз налил ей меньше половины бокала. Мэри все смотрела на него — смотрела так серьезно и пристально, что Нику стало не по себе. Когда он наклонился над бокалом, халат его распахнулся, и глаза девушки расширились от удивления.
Все как он и думал. Мэри никогда не видела обнаженного мужчину.
Она оглянулась кругом, и взгляд ее упал на книги, сложенные на кровати.
— А это что? — Она взяла первую книгу из стопки и раскрыла.
Слишком поздно Ник сообразил, что Мэри схватила
— Боже мой! Это что, китайцы? — Мэри недоверчиво покачала головой. — Не может быть! Я хочу сказать… не может же его… ну… он… быть таким большим!
— Дурацкая книга! — рявкнул Ник и выхватил у нее книгу, да так резко, что толкнул ее под руку и пролил вино. — Японцы совсем не… в общем, художник выдает желаемое за действительное.
Мэри раскрыла глаза еще шире, и герцог поспешил объяснить:
— На самом деле эти органы у японских мужчин даже меньше, чем…
Он споткнулся и замолк, сообразив, что вступает на опасную почву.
— Откуда вы знаете? — изумленно поинтересовалась Мэри. — Вам часто случалось видеть голых японцев?
Теперь настала очередь Ника округлить глаза.
— Разумеется, нет, черт побери! Я читал об этом в книгах. Люблю читать, если вы еще не заметили, — саркастически добавил он. — И, пожалуйста, когда в следующий раз попадете на бал к тетушке Бесси, не вздумайте рассказывать, что я провожу все свободное время за разглядыванием голых японцев! Вы и так уже совершенно погубили мою репутацию!
На прекрасном лице Мэри отразилось смущение.
— Уэстермир, я прошу у вас прощения за свое поведение на балу, — тихо промолвила она. — Друзья не должны так шутить друг над другом. Поверьте, больше я никаких слухов распространять не стану. — Она придвинулась к нему ближе. — Так что же вы хотели мне прочесть?
Герцог замялся. Персидский эротический трактат уже потерял в его глазах все свое очарование. Но любопытство Мэри было разбужено, и Доминик опасался, что перевести разговор на более безопасную тему не удастся.
«А, черт побери все!» — мысленно воскликнул он и заговорил:
— Видите ли, Мэри, прежде чем приступить к делу, я намеревался… э-э… просветить вашу неопытность в вопросах интимной жизни. Мне подумалось, что, прежде чем увидеть мужчину… гм… в натуре, вам стоит ознакомиться с этим предметом по рисункам.
Синие глаза Мэри смотрели ему прямо в душу.
— О, Уэстермир, — воскликнула она, порывисто схватив его за руку, — как это благородно и деликатно с вашей стороны! Но я не боюсь. Как говорит Мэри Уоллстонкрафт: «У женщин и у мужчин одни и те же влечения, страсти и желания, и женщины, как и мужчины, не должны скрывать и подавлять в себе голос природы».
«Интересно, — подумал герцог, — что ты скажешь, если я перестану „подавлять в себе голос природы“, опрокину тебя на постель и как следует расцелую?»
— Так что же это за книга? — напомнила ему Мэри.
Ник обреченно протянул ей «Радости любви». Девушка придвинулась к нему и положила книгу себе на колени, Доминик ощущал нежное тепло ее тела, и в душе его поднималось смятение.
«Наверно, надо было начать с руководства по анатомии, — думал он. — Или… может быть, лучше всего обойтись вовсе без книг?»
Мэри удивленно ахнула и повернулась к нему.
— Уэстермир, неужели это возможно? Посмотрите: они… гм… занимаются этим, стоя на качелях, причем мужчина одновременно стреляет из лука в мишень! Этого же не может быть!
— В Персии все возможно, — мрачно пробормотал Доминик, хотя полагал, что персидский художник проявил себя ничем не лучше японского.
На следующей картинке, слава богу, никто не качался на качелях и не стрелял из лука: шах со своей шахиней уединились на берегу ручья и занимались любовью в самой обычной, древней, как мир, позе. И все же, на взгляд герцога, этой гравюре недоставало романтики. Бог знает, в чем тут дело — может быть, в огромном тюрбане шаха и его вислых усах, а может, в неестественной улыбке персидской красавицы, но картинка эта вызвала у Доминика неприятное чувство.
«Никогда не видел, чтобы женщина в этот момент так глупо ухмылялась», — думал он.
Девушка, очевидно, почувствовала его неудовольствие.
— Ваша светлость, — начала она, — все это очень интересно, но должна признаться, что я не так
