– Кэт! Сладенькая…
Раздался гудок, я открыла дверь и поднялась наверх. И вот я уже у него в объятиях, мы целуемся, прислонившись к стене. Во время поцелуя Стеф никогда не закрывает глаз. Я вдыхаю запах, который так люблю, – его кожи, его шеи, его волос. Этот запах трудно описать – напоминает только что открытую бутылочку чернил. Мне не хватало его. Я потянулась, чтобы взъерошить копну белокурых волос Стефа, и он тотчас отпихнул меня. Терпеть не может, когда я лохмачу его волосы.
– Кэт, выглядишь…
– Ага, знаю. Ты еще посмотри, что у меня под этим.
Я взяла Стефа за руку, чтобы отвести его наверх, в спальню, но он вырвался:
– Обнаглела! Является… сколько там? Без четверти одиннадцать, когда ужин чуть медным тазом не накрылся, – и прямиком в койку?
О господи. Он занимался стряпней. Я уловила запах, плывущий из кухни. Похоже, это… жареный цыпленок. Стеф сиял от гордости, на щеках играли ямочки. А все по моей вине. Нечего было перед самым его отъездом устраивать ему взбучку за то, что он никогда для меня не готовит.
– Дружок, но ведь целых три недели! Три недели без секса! Я же на стенку лезу. Со мной такое творится – слов нет.
– Не сомневаюсь. – Ямочки стали еще глубже. Он сдул со лба прядь волос. – Но я как проклятый у духовки пахал. Пошли.
Мне оставалось только последовать за ним на кухню, очень сомневаясь, что смогу проглотить еще хоть кусочек.
В прихожей высилась целая гора коробок, похожих на обувные.
– Это что такое? – спросила я.
– Да так. Это все Джимми с Эдди, я к этому отношения не имею, – отозвался Стеф с кухни.
– Да, но внутри-то что? – Я разглядывала пирамиду.
– Ферби. Такие интерактивные финтифлюшки. Их можно научить разговаривать, ну и всякое такое. Старые запасы. Тут их сотни три.
Старые запасы, дуру нашел. Но я ничего не сказала. Не мое дело. Пока в это не втягивают Стефа.
– Выпьешь? – он протянул бокал красного вина, едва я переступила порог кухни. – Или с тебя уже хватит?
– С чего ты взял, что я пила?
Стеф посмотрел на меня. Этот его «всезнающий» взгляд – но выходит довольно мило. Стеф вообще удивительно милый со своими рассчитанными на публику повадками школьника и наигранно уличной манерой говорить. Нелепо, но очаровательно. Джимми ведет себя так же, но его это не делает особо привлекательным. Оба они помешались на гангстерах. Слишком много Мартина Скорсезе[7] в подростковом возрасте. А вот Эдди изображать уличный говор не нужно. Для него это естественно. Из-за Эдди я действительно беспокоилась, – точнее, из-за его влияния на Стефа.
Я села за расшатанный столик, а Стеф надел фартук, словно образцовая домохозяйка, залил кипятком зеленые бобы в кастрюльке и поставил все это на огонь. Потом подсел ко мне.
– Как в Испании? – спросила я. – Загар что надо.
– Ага, смотрится, да? – Стеф продемонстрировал коричневую руку, покрытую золотистыми волосками. – Что скажешь о вине?
Я сделала глоток.
– Здорово.
– И все?
Я отпила еще. Чего он от меня хочет? Я не слишком-то разбираюсь в винах.
– Хорошее. Фруктовое.
Стеф улыбнулся и через стол подтолкнул ко мне бутылку. Наверное, нужно прочитать этикетку – ладно. «Хосе Мария Маркес 1996, Риоха».
– Ты бы сколько за это выложила?
Эта игра уже начинала меня утомлять.
– Ну не знаю я, Стеф. Шесть фунтов? Семь? Улыбка стала еще шире:
– Грандиозно. В розницу вино идет за пять девяносто девять в аэропортах и на паромах. Внутри страны – за шесть девяносто девять.
– И что?
Стеф придвинул ко мне еще одну откупоренную бутылку, уже без этикетки:
– Теперь попробуй это.
Я отхлебнула и этого вина, но разницы не заметила.
– Если бы я тебя плохо знала, то подумала бы, будто все три недели ты учился на дегустатора.
– Нет, скажи, а об этом ты что думаешь?
– Жаль тебя разочаровывать, но для меня на вкус одинаково.
– Потрясно! – Он явно был в восторге. – «Респект». Обычное испанское столовое вино. Два пятьдесят в магазинах и полтора фунта в порту.
– Рада, что смогла тебя осчастливить, не отличив плохого вина от хорошего, Стивен.
Стивеном я назвала его специально – чтобы позлить. Это его настоящее имя. Стивен Мур стал Стефаном Муковски пару лет назад без особых на то оснований. Насколько понимаю, ему просто захотелось обзавестись романтическим псевдонимом. Я и не знала, как Стефа зовут на самом деле, пока во время сборов в Испанию не заглянула в его паспорт. Дурь, конечно, редкая, но Стеф очень мил. Сахарочек, при всей своей браваде.
– А вот и нет, Кэт, вовсе нет. Ты у меня что надо. – Он поставил обе бутылки рядом. – В них одно и то же вино.
– Но ты же сказал…
– Я в курсе, что я сказал. «Хосе Мария Маркес» девяносто шестого года стоит от шести до семи фунтов, и люди столько и будут выкладывать за столовое вино, которому два пятьдесят красная цена. И все потому, что на нем этикетка от «Маркеса».
– Стеф, ты хочешь сказать…
– Это все этикетка, Кэт. Только по ней люди и выбирают вина. Они понятия не имеют, что внутри! – Стеф был взбудоражен. Бобы кипели вовсю, но он даже не замечал этого. – Ты знаешь, что по крайней мере четверть сортов вина в магазинах на вкус отдает пробкой? Замечала?
– Нет.
– Люди не знают, чего ждать от вкуса. Они просто понимают, что это вино, – и пьют его. Они верят ЭТИКЕТКЕ.
Теперь я сообразила, для чего понадобилась эта поездка в Испанию и почему ее организовали так скоропалительно. Раньше он ни разу не упоминал о «лучшем друге» в Мадриде.
– Что это за афера, Стеф? Ты во что вляпался?
Я сидела у Стефа на кухне и пыталась есть цыпленка. Порция была солидная – ножка и часть грудки. И семь жареных картофелин –
