— Они думают, вы знаете, куда идти, господин.
— Я-то знаю. Как попасть туда — вот что неясно.
— Может быть, впереди нам помогут, господин. Показалась горстка домишек с тростниковыми кровлями, едва заметных средь сосен и снегов.
— Что ж, по крайней мере наш конь-поводырь вывел нас к людям. Ступай в деревню, если можно ее так назвать, и разузнай, где мы очутились.
Бэнкэй спешился и побрел от хижины к хижине. Вскоре, однако, он вернулся со стариком и мальчишкой.
— Повелитель, я нашел охотника, которому здешняя местность хорошо знакома.
— Отлично. Далеко ли до Ити-но-тани?
— Совсем близко, господин. За тем уступом и начинается кряж, нависающий над крепостью.
— Славно. — Тут Ёсицунэ обратился к старику охотнику: — Есть ли сверху тропа в крепость, к подножию кряжа?
Охотник покачал головой, развел руками:
— Нет-нет, благороднейший повелитель, никакой тропы там и быть не может! Спуск слишком крут, слишком!
— И никто не способен его одолеть, даже заяц?
Старик было снова затряс головой, но тут вклинился мальчик:
— Помнишь, отец, мы видели, как олень спускался по самой круче? — И добавил для Ёсицунэ: — Мы бьем их у водопоя, где ручьи стекаются, перед тем как впасть в море. Когда оленей мучит жажда, они часто срезают себе путь.
— Ха! — воскликнул Ёсицунэ. — Раз олень смог спуститься, то и конь сумеет! Смышленый парень, иди к нам — будешь дорогу показывать. Проведи нас к вершине, а там уж мы оглядимся и придумаем, как быть.
Тотчас мальчику завязали волосы в узел, как подобает взрослому воину, и выдали короткий меч.
В скором времени Ёсицунэ, Бэнкэй и их маленький проводник уже лежали на мерзлой земле, выглядывая за край утеса Ити-но-тани. Снегопад прекратился, и вся громадина крепости очутилась перед ними как на ладони.
— Гляди-ка! — воскликнул шепотом Ёсицунэ. — С этой стороны у них и часовых не выставлено!
— Они, верно, решили, что часовые здесь ни к чему, — громыхнул Бэнкэй.
— Ничего, мы их научим уму-разуму. Подать сюда коня! Один из дружинников вывел вперед приземистую бурую лошаденку, назначенную «оленем». Ей подрезали гриву и укоротили хвост, чтобы часовые ничего не заметили. Хотя в тот миг это казалось излишней предосторожностью.
— Давай, — приказал воину Ёсицунэ. — Пусть скачет вниз.
Дружинник отвесил конскому заду два крепких шлепка, и животное ринулось с кручи, не разбирая дороги.
Ёсицунэ и Бэнкэй с азартом наблюдали, как лошадь приземлилась на осыпь и заскользила, чуть не по хвост увязая в рыхлом щебне и каменной пыли. Однако бедное создание все же сохранило равновесие и нащупало опору средь более твердых камней ближе к подножию утеса. Оттуда лошадь, то скользя, то цепляясь, спустилась-таки вниз. Кряж был так крут, что она последним прыжком угодила на крышу одной из крепостных построек и встала там, трясясь от пережитого испуга.
— Готово! — сказал Ёсицунэ. — Осталось только дождаться, пока часть наших войск прорвется у Икуты. Они нагрянут с переднего края — отвлечь внимание, а мы тем временем нападем сзади. То-то Тайра удивятся, нэ?
— Господин, у вас даже глаза загорелись.
— Что ж такого? Эх и славная будет битва!
— Глянь-ка, — сказал один часовой с северной стены Ити-но-тани другому. — Кто это там?
— Впотьмах и не разберешь, — отозвался его товарищ. — Не то олень, не то лошадь…
— И что этот олень или лошадь делает на крыше казарм Моритоси?
— Не знаю. Стоит будто бы.
— Нет, как он там очутился?
— Кто его разберет. Может, он волшебный? Какое-нибудь знамение.
— Доброе или дурное?
— Что я тебе, предсказатель? Не знаю. Вдруг это кирин[78]? Их еще называют посланцами богов.
— У киринов пламя бьет из-под коленей. Нет, что-то не похож он на кирина.
— О, слышал? Только что всхрапнул. Это лошадь.
— Ну вот, теперь вовсе чертовщина какая-то. Лошадям на крыше не место. Сейчас я ее сниму. — С этими словами часовой пустил в шею лошади две стрелы. Животное хрипя повалилось, проехало боком по черепице и рухнуло замертво у самых ног стражников.
— Что ты наделал! Ты убил наш талисман!
— Это был демон в конском обличье. Погоди, еще будешь меня благодарить.
— Смотри, у него кровь. Никакой это не демон, а обычная лошадь.
— Обычные лошади не попадают на крыши сами собой!
— Зря только стрелы потратил, убил беззащитное существо. Будь уверен — этот грех нам еще отзовется.
— Лучше заткнись и помоги мне выбросить ее за стену, пока никто не увидел.
Однако зря стражники суетились: пока остальные Тайра стояли в дозоре, спали, играли на флейтах и в кости, никто и не заметил рухнувшего на песок трупа лошади.
Следующим утром, на заре, Мунэмори растолкал один из вассалов.
— Господин, вам лучше взглянуть. Презанятное зрелище. Потирая глаза, Мунэмори поднялся с тюфяка и вышел из шатра, установленного на палубе ладьи. Он уже привык ночевать на море, и качка больше не раздражала его, а убаюкивала. Спать приходилось в одежде, а купания — отменить, но в остальном стало гораздо терпимее, чем поначалу.
— В чем дело?
— Там, на берегу, у заградительного вала — видите?
Мунэмори, прищурившись, различил двух всадников с белыми стягами, кричащих и сыплющих стрелами поверх каменной стены перед воротами Ити-но-тани.
— Хм-м… должно быть, как-то просочились мимо Икуты. Отчего наши воины с ними не разберутся?
— Полагаю, не видят достойных противников. А лучникам было бы глупо растрачивать стрелы ради двоих неприятелей.
— Хм-м…
— Смотрите-ка: вон еще подошли.
Вдоль берега подтянулись еще шестеро всадников. Теперь Мунэмори отчетливее слышал их выкрики — самураи оглашали свои имена и владения, вызывая достойных бойцов выйти и сразиться один на один в честной схватке.
— Ты прав. Зрелище и впрямь обещает быть презанятным. Сказав так, Мунэмори сел на бочонок, а челядинцы к тому времени поднесли ему чашу риса и рыбы на завтрак. Он принялся за еду, глядя, как всадники снова и снова бросаются на крепь и опять отступают. Наконец из ворот показались несколько Тайра и в вялом сражении отогнали горстку Минамото.
И тут Мунэмори едва не поперхнулся: с востока на берег высыпали многие тысячи всадников под белыми стягами.
— Что это? Откуда?
— Видно, Икута пала, — тихо ответил самурай. Мунэмори встал.
— Что ж. Мы сдали в малом. Зато теперь поглядим, чем сильна Ити-но-тани. Минамото здесь не пройти.
Со стен и крепостных башен хлынул град стрел, сдерживая вражеский натиск. Из главных ворот выехала дружина конников, расположилась за каменным валом.
