Тем не менее Го-Сиракава распорядился в тот же день вернуться в свои чертоги, чтобы пробыть среди Тайра как можно меньше. Трясясь в карете по дороге домой, в То-Сандзё, он снова взвесил все сказанное Сайко и нашел его речи по-своему разумными.
Засохшие ирисы
После спешного отъезда Го-Сиракавы и его окружения Токико уговорила двух своих служанок проводить ее в юго-западное крыло Рокухары.
«Бедный Мунэмори, — думала она, проводя рукой по надорванной кое-где бумаге сёдзи у коридора, ведущего в гостевые покои. — Никто ему не поверил, пришлось обратиться ко мне. Узнай я об этом раньше, могла бы… как-то вмешаться. А теперь Го-Сиракава уехал, даже не объяснив, что его потревожило».
Государь-инок сослался на неотложные дела, которые, впрочем, обыкновенно приходили ко двору, а не уводили за собой. Нет, что-то выгнало его из Рокухары.
В комнатах повис тяжелый аромат сандаловых благовоний, скрывая все прочие запахи, хотя гарь от Киёмидзудэры по-прежнему витала в воздухе. Было еще что-то, поначалу незаметное. Токико обошла покой за покоем, стараясь держаться как можно невозмутимее, однако служанки, видно, почувствовали ее тревогу. Она осмотрела все наскоро починенные перегородки, потрепанные циновки. В одном углу ей попался на глаза крохотный клочок бумаги. Должно быть, кто-то упражнялся в письме — может, переписывал сутру, но потом изорвал. На клочке виднелись только два иероглифа: «нет покоя». Токико спрятала бумажку в рукав и вышла.
Она с трудом сдерживала гнев и… страх. Здесь побывало зло — в ее собственном доме! Сейчас оно скрылось, но сколько вреда успело причинить — неизвестно, как и то, исчезло ли навсегда. Мунэмори говорил о Син-ине. Если он прав, над ее мужем нависла куда более страшная и смутная угроза, нежели она подозревала. Отец предупреждал, что у них будут противники, но Токико тогда думала лишь о смертных воинах и царедворцах. Конечно, и другие ками порой принимают ту или иную сторону, помогая своим героям, как Рюдзин помогал Тайра, но все они действуют в рамках закона, не позволяя миру впасть в хаос. Демон- отступник, в отличие от них, подчиняется лишь самому себе, а императорская кровь, то есть происхождение от древнейшей из богинь, для него — новый повод к бесчинствам, попирающим всякие законы.
Токико была послана в смертный предел лишь советовать и учить, собственной магии у нее сохранилось немного. Как сможет она противостоять великому демону?
«Обсуждать это с Киёмори бессмысленно, — думала она. — Муж снова скажет, что она мутит воду, что не по-женски резка с ним. Он все больше времени проводит вдали от Рокухары — либо во дворце, либо в своей приморской усадьбе. В последние дни мы едва разговариваем». Токико поняла, что действовать придется самой.
Наконец она обратилась к ближайшей служанке:
— Скажи, у нас еще сохранились новогодние украшения? Особенно шары с листьями ириса?
— Можно поискать, хотя они будут не в лучшем виде. Скорее всего гости их… — Служанка замахала руками, показывая, что украшения были раздавлены подвыпившими гуляками.
— Это не важно.
— Они наверняка высохли и съежились, госпожа. Боюсь, вид получится неопрятный. Печальное зрелище для наших будущих посетителей.
— Я надеюсь в ближайшем времени обойтись без посетителей, — сказала Токико. — Кем бы они ни были. Развесьте шары в укромных местах, чтобы не привлекали внимания. Потом позовите двух монахов из Нинна-дзи — пусть проведут здесь обряд очищения. Тайно, разумеется. У повелителя Киёмори и так много забот, поэтому незачем его попусту отвлекать.
— Конечно, госпожа, — поклонилась служанка. — Как пожелаете.
Токико кивнула в ответ и поспешила наружу. Ей нужно было поговорить с черепахами в пруду и послать весть отцу, Царю-Дракону.
Величие Тайра
Отрекшийся государь Го-Сиракава решил до поры оставить свои страхи при себе. Как однажды сказал при нем мудрый Ёситомо Минамото, чтобы узнать коня, нужно дать ему волю. «Изучи его повадки, когда он ничем не сдержан, и тогда поймешь, каков он норовом».
Так было и с Нобуёри, чья дурная натура проявилась лишь после облечения большой властью. «Так, — подумал Го-Сиракава, — может быть и с Киёмори».
Поэтому Го-Сиракава выждал года три, мало-помалу создавая в Хэйан-Кё второе правительство из царедворцев, что предпочитали зрелого государя неразумному дитяти и регента Фудзивара. Невероятным терпением, подарками, взятками, обещаниями новых чинов Го-Сиракава добился того, чтобы ни одно решение Государственного совета не принималось без его согласия.
Наконец, когда срок приспел, в третий год эпохи Нинъан, Го-Сиракава и его тщательно отобранные советники сняли юного Рокудзё, к тому времени пяти лет, с трона. Говорили, что не было еще в истории случая, когда император принимал отречение прежде собственного совершеннолетия.
Вместо Рокудзё Го-Сиракава выдвинул своего сына, наследника Такакуру, семи лет от роду. Вознамерившись уберечь его от славы беспутного Нидзё, отрекшийся государь сместил назойливых Фудзивара с высоких постов и назначил регентом Тайра Токитаду. Потом, для полноты картины, он устроил помолвку императора Такакуры с пятнадцатилетней дочерью Киёмори.
Последней пощечиной Фудзивара стало с его стороны назначение канцлером самого Киёмори. Выше этого чина в Хэйан-Кё не существовало. Особа канцлера почиталась немногим менее императора и его родителя.
Все Тайра, конечно, ликовали, радуясь своему небывалому величию. Надувшись от гордости, разъезжали они по столице в новых черных одеяниях. Как стали говорить в Рокухаре, да и во всем Хэйан-Кё, «кто не Тайра — тот и не человек вовсе».
Устроив так, Го-Сиракава затворился у себя в То-Сандзё и стал ждать, что покажут события и время.
Ицукусима
Канцлер Киёмори стоял на носу ладьи, бегущей по волнам Внутреннего моря Сэто. Водная рябь искрилась на солнце, ветер раздувал над головой большой квадратный парус. Давным-давно в этих местах, вспоминал Киёмори, он повстречал Бэндзайтэн и ее сестер. Сейчас кораблика не было, зато вдали виднелся берег зеленого острова Миядзима, а у самого его подножия, где склоны гор срываются в море, сияло красным и золотым святилище Ицукусимы, плод десяти лет труда и затрат Тайра, дожидаясь последнего осмотра.
Жаль только, сопровождение подобралось совсем не столь пышное, как рассчитывал Киёмори. Отрекшийся государь отказался пустить с ним сына, юного императора Такакуру. «Я не вынесу, если наш молодой властелин пропадет в море», — объяснил Го-Сиракава. Едва ли он кривил душой, но Киёмори понял, что ему по-прежнему не доверяют. Досадно было, что и говорить, поскольку император мог взять с собой Три священных сокровища, включая меч Кусанаги, а Киёмори мог выпасть случай угодить Царю- Дракону и покончить с тяжким обетом.
«Ничего, — утешал себя Киёмори. — Может, оно даже к лучшему. Ни одного обещания Рюдзин еще не сдержал».
Совсем его озадачила Токико, тоже отказавшись от поездки. Поначалу Киёмори решил, что она
