смотрел на Го-Сиракаву. Сигэмори заподозрил, что после родин отец стал завидовать его славе чудотворца. Вышло, что вопреки стараниям Киёмори сделать Тайра героями того дня Го-Сиракава его превзошел, а такое едва ли забывается.
Сигэмори вздохнул, сокрушаясь об отчем упрямстве. Он встал и оделся. Воспоминание о дурном сне не отпускало его, льнуло, точно роса к рукавам после утренней прогулки по высокой траве.
«Стало быть, время пришло, — сказал он себе. — Удача покинула Тайра».
Неожиданный стук в перегородку насторожил его.
— Кто там?
— Господин, прибыл советник вашего отца, Канэясу. Он как будто опечален.
Опасаясь худшего, Сигэмори поправил платье.
— Впусти его.
Старый воевода вошел. На его суровом, обветренном лице читалась тревога. Седые космы Канэясу не были убраны в узел, а платье перекосилось, точно надетое наспех.
— Славный Канэясу… Судя по виду, ты пришел с недобрыми вестями. Они о моем отце?
Воевода поклонился и сел.
— Не совсем, князь Сигэмори. Однако кое-что произошло, и я не знал, к кому обратиться. Вы сын нашего властелина и глава Тайра, вот я и решил, что будет разумнее поведать зам первому. Может, это пустяк, а все дело в промозглом горном тумане…
— Прошу, рассказывай без стеснения. Я всегда готов выслушать то, что касаемо Тайра и Киёмори.
Канэясу вздохнул и понурил взгляд.
— Вы, должно быть, сочтете меня глупцом, господин, но… Очень уж странный сон мне привиделся…
У Сигэмори пробежал по спине холод.
— А в нем не было, случаем, берега с огромными ториями и гласом бога Касуги?
Канэясу поднял к нему побледневшее лицо.
— Именно так, господин.
— Нынче утром мне снилось то же самое.
— Значит, это нечто большее, нежели просто сон, повелитель. Должно быть, боги посылают нам знак.
— Боюсь, ты прав. Отец знает?
— Пока нет. Есть у меня опасение, что разговор с ним будет иным, нежели с вами.
— Понимаю. Я бы и сам сказал ему, только едва ли он выслушает. Отец мне больше не доверяет, хотя причин подозревать меня у него нет.
Канэясу потер щетинистый подбородок.
— Я должен вам еще кое в чем признаться, господин Сигэмори.
— В чем же?
— По моему приказу подвластные мне люди устроили смерть вашего учителя Наритики. Мной же повелевал господин Киёмори.
Сигэмори отвернулся.
— Так я и думал. Отцу не понравилось, что я презрел его волю, вымолив Наритике жизнь. Выходит, я виноват в его гибели не меньше тебя, Канэясу.
— Больше всех, однако, виноват ваш отец, — ответил Канэясу. — Если б даже Наритика участвовал в заговоре, ссылки было бы вполне довольно для наказания. Он не заслуживал такой бесславной кончины.
Сигэмори кивнул:
— Немудрено, что бог Касуги заговорил о возмездии. Столько невинных погибло от рук моего отца.
— Во сне было еще кое-что, повелитель… Вы тоже слышали?
— Что именно? Канэясу глубоко вздохнул.
— Бог Касуги сказал, что Царь-Дракон выполнил свое обещание. Однако, поскольку господин Киёмори нарушил данное им слово и попрал обет, принесенный Амиде, отныне наша земля лишается божественного покровительства и отдается во власть демонам. Вы понимаете, что это означает, господин?
Сигэмори нелегко было кривить душой.
— Нет, я проснулся раньше, чем расслышал конец. Что это значит, не представляю, хотя звучит скверно.
Еще раз вздохнув, Канэясу медленно встал.
— Согласен, господин. Скверные нас ждут времена. Боюсь, мне пора возвращаться, пока Киёмори не хватился меня и не выведал, где я был.
— Да, конечно. Благодарю, что нашел в себе мужество прийти сюда и поговорить. Если я смогу быть тебе чем-то полезен, только дай знать. Твоя преданность моей семье восхищает.
Канэясу задумчиво склонил голову.
— А Наритика?
— Я же сказал, что не виню тебя за это. Ослушаться моего отца значило бы пропасть самому.
— Истинный воин не чурается смерти, когда идет на правое дело. Я себя невиновным не считаю. Доброго дня, князь. — На этом старик воевода откланялся и вышел.
«Что же мне делать? — задумался Сигэмори. В висках тяжело застучало от страха. — Неужели я обрек мир на погибель, побоявшись выкрасть меч вовремя? Едва ли. Быть может, Канэясу истолковал свой сон неверно, и все же он так правдив… Я должен узнать, что пока в моих силах. Отправлюсь к знаменитым провидцам из Кумано — посмотрю, что они скажут».
Сигэмори созвал слуг и велел подготовить все к отъезду. Однако до полудня к нему явился еще один посетитель.
— Господин, прибыл ваш брат Мунэмори. Он сказал, что хочет поведать вам один свой сои. Прикажете принять?
Сигэмори похолодел. «Скольких же еще боги уведомили о низости моего отца?»
— Конечно, я его выслушаю. Немедля впустить.
Мунэмори вошел в гостиный покой — подчеркнуто-невозмутимый, где-то даже грациозный, что выглядело вовсе невероятно. «Как он переменился, — дался диву Сигэмори. — Видно, тяжкая потеря сделала его рассудительнее».
— Твой приход, брат, несказанно меня порадовал, — молвил Сигэмори. — Приятно знать, что ты наконец прервал уединение и вернулся в мир.
— Верно, ныне не время каждому скорбеть о своем, — отозвался Мунэмори, — однако, боюсь, скоро нас постигнет общая, горчайшая из скорбей. Ужасный сон мне привиделся, брат.
— Не было ль в нем берега, торий и голоса бога Касуги? Мунэмори поднял брови, но глаза его не выдали удивления.
— Точно так, а что? Тебе снилось то же самое?
— Мне, да еще одному, кто, я уверен, предпочтет остаться неизвестным. Чем же твой сон закончился?
Мунэмори отвернулся.
— Головой отца и возвещением тяжких времен.
— А-а… — У Сигэмори упало сердце. — Кажется, наш клан пережил свое благоденствие.
— Может, и нет, — поспешил сказать Мунэмори. — Пробудившись средь ночи, я тотчас призвал на совет одного… духовного наставника и спросил, что это может означать, как избежать падения. И получил ответ.
— Ну и?..
Мунэмори склонился ближе:
— Ты уверен, что никто из слуг не подслушивает?
— Этого никогда не знаешь наверняка, брат. Говори тише, тогда со стороны будет не слышно.
— Превосходно. Так вот, я осведомлен о нашей семейной… повинности, связанной с императорским
