касаемо дядюшкиного имущества, наличных денег у него было так мало, что Реджиналду пришлось уволить своего кучера, а ведь без домашней прислуги ему не обойтись, особенно без Элис. «Ей все равно скоро придется уйти», – говорил он себе, но один лишь взгляд на Фелицию подсказывал, что жертва будет оправданной. Иногда он задавался вопросом, почему это леди сначала нужно привести под венец, а потом уже уложить в постель, но так уж в мире принято, тем более вокруг всегда найдутся девки, готовые отдаться.
Пока они приближались к дому (Реджиналд вел обеих дам под руки), за окном промелькнула бесформенная тень, один вид которой вызвал у него почти тошноту, но дамы, похоже, ничего не заметили. Он открыл было рот, чтобы снова высказать свои доводы по поводу того, насколько глупое и безрассудное предприятие они затеяли, но передумал. Он уже решил, что покажет им все сам, вот для этого он и пошел с ними. Пожилая дама была просто падка на всякие сенсации, и ее ничуть не огорчит, если обнаружится, что медиум – мошенник, но вот Фелиция увлекалась данным вопросом с некоторым фанатизмом, а это уже совсем недопустимо. Что же, сегодня ночью он будет трудиться над тем, чтобы с этим разобраться, а потом он потрудится ночью после свадьбы, и у нее появятся в жизни новые интересы. Полный решимости взяться за дело собственными руками, Каллендер постучал в дверь кулаком.
Пока он нетерпеливо дожидался, Фелиция протянула руку из-за его спины и дернула за тонкую дребезжащую цепочку, которую он до этого вовсе не заметил.
– Это звонок, – пояснила она. – Наверху ему может быть не слышно, как ты стучишь.
– Наверху не горит свет, – возразил Каллендер. – Кроме того, я видел, как кто-то спускается вниз, хотя, возможно, это лишь один из его сообщников.
– Мистеру Ньюкаслу не нужны сообщники, и свет ему тоже не нужен.
Тетя Пенелопа на время замолкла от того трепета, который вызывало у нее приближение к границам загробного мира; она лишь тихонько взвизгнула, когда дверь перед ними внезапно распахнулась.
На пороге стоял высокий мужчина с серебряным подсвечником в руке, и одинокий огонек освещал бледное худое лицо с длинными усами, обрамленное черной шевелюрой. Каллендер было содрогнулся, увидев шрам на этом лице, но потом успокоил себя тем, что это не что иное, как ловкий актерский прием, и следующие несколько минут размышлял, может ли такой шрам быть настоящим. Человек, который явно был самим Ньюкаслом, а не его слугой, молча шагнул назад и жестом пригласил последовать за ним в пустой холл, где лежал пыльный ковер с неброским узором.
В конце этого коридора располагалась двустворчатая дверь, за которой обнаружилась комната. Даже после того, как хозяин дома осветил ее своей одинокой свечой, там по-прежнему оставалось неестественно темно. Каллендер увидел, что и пол, и потолок окрашены в черный цвет, стены полностью скрыты черным бархатом, а маленький круглый стол и четыре стула с высокими спинками, стоящие вокруг него, были, похоже, сделаны из черного дерева. Медиум поставил подсвечник в центр стола и тихо стоял, ожидая, когда посетители пройдут вслед за ним в его сумрачные покои. Одежда его была такой же черной, как траурный костюм Каллендера, поэтому ясно виднелись только его руки и лицо, которые, казалось, парили в воздухе как нечто бестелесное. Когда вошли леди в своих черных плащах и чепцах, они произвели такое же впечатление, и у Каллендера не было причин полагать, что сам он выглядит как-то иначе. Как просто ввести в заблуждение с помощью обмана зрения.
Женщины сели за стол друг напротив друга, но Реджиналд Каллендер остался стоять, искоса поглядывая в сумрак, скрывавший глаза Себастиана Ньюкасла. Он надеялся, что под его пронзительным взглядом заклинатель духов вздрогнет, но тот оставался невозмутим, и в конце концов Каллендер сам отвернулся, причиной чего, как он пытался себя убедить, было исключительно презрение к медиуму. Реджиналд чувствовал внутри нарастающее негодование, и оно в конце концов вынудило его нарушить долгое молчание:
– Ну что же, подайте нам сюда ваши привидения, или, может, нам нужно сначала с вами за них расплатиться?
– Реджиналд!
Никогда еще он не слышал, чтобы Фелиция разговаривала таким резким тоном, и, еще не успев понять, что случилось, он уже сидел возле нее, чувствуя себя совсем как наказанный школьник. И впервые в голову ему закралась мысль, что женатая жизнь может приносить не только одни удовольствия. Тетя Пенелопа нервно хихикнула, хотя и пыталась сдержаться. Каллендера так и подмывало кого-нибудь выбранить, но он никак не мог решить, кого именно. Себастиан Ньюкасл сел за стол напротив него.
– С вас я платы за визит не возьму, мистер Каллендер, поскольку, как мне представляется, удовольствия вы не получите.
– Не знаю, мне всегда нравились фокусы иллюзионистов, но меня вам будет не так просто одурачить, как некоторых ваших посетителей.
– Мисс Лэм и ее тетушка вовсе не глупы, мистер Каллендер, но они стремятся обрести еще большую мудрость. А вам самому никогда не хотелось знать, что ждет вас в загробном мире?
– Для того чтобы нам об этом рассказали, существуют церкви, и там это делается не за деньги.
– Церкви ваши намного богаче меня, и сейчас, и в будущем, скорее всего.
– Что же, мистер Ньюкасл, сегодня вечером у вас будет возможность изменить такое положение вещей. Вот десять гиней. – Каллендер сунул руку в карман плаща и положил деньги на стол, хотя лишиться их для него было бы непозволительно. – Они ваши, если я увижу здесь что-либо, чему не найду объяснения. – Он выразительным жестом указал на десять гиней, но заметил, к своему изумлению, что они исчезли. – Ей- богу! – воскликнул он. – Как же меркантильны эти самые духи, сэр!
– Вы обнаружите, что они вернули деньги вам в карман, мистер Каллендер.
Каллендер пошарил в кармане и чуть было не выругался, забыв о приличиях.
– Они там? – спросила тетя Пенелопа.
– Мне кажется, что на твой вопрос за Реджиналда уже ответило его лицо, – холодным тоном отметила Фелиция. – Серьезно, Реджиналд, мы пришли сюда не для того, чтобы оскорблять человека, у которого мы в гостях, а чтобы учиться у него. Веди себя тише, хотя бы ради меня. Мистер Ньюкасл обещал, что сегодня он вызовет духов моих родителей.
– Твои родители погибли в железнодорожной катастрофе двенадцать лет назад, Фелиция, и если бы твой отец не был одним из главных акционеров той железной дороги, этого человека не интересовали бы сейчас ни ты, ни твой отец.
