обязанностям.
— Все мы прекрасно знаем, что сейчас происходит! — кричал мужчина. — И я, как лицо, назначенное шерифом для наблюдения за этими выборами, буду читать вслух. — Он достал из кармана стопку сложенных вдвое листков.
— А можно эту часть пропустить?! — раздался из толпы жалобный голос.
— Нет, мы не может пропустить эту часть, — передразнивая интонации вопрошавшего, ответил мужчина в желтом. Вскинув вверх руку, сжимавшую листки, и повысив голос, он продолжал: — Не можем, потому что таков порядок, понял, идиот? Цивилизованные люди придерживаются порядка. Этим мы и отличаемся от дикарей. Именно это и сделало нас настоящими людьми.
— Именно это сделало из тебя самодовольного осла, — послышался еще один голос.
— Только осел мог бы напялить такой сюртук! — снова крикнули из толпы.
— Поверьте мне, ни один из вас не угадал! — подала голос круглолицая женщина, высунувшаяся из окна на втором этаже. — Он и без ничего надутый осел!
Толпа расхохоталась, и физиономия мужчины в желтом сюртуке побагровела.
— Хотела бы я, чтобы он как-нибудь ночью почитал мне эту бумагу, — продолжала круглолицая женщина. — Не может быть, чтобы она была еще скучнее, чем его…
Изабель не расслышала окончание реплики — ее заглушил очередной взрыв хохота. И все же Бел покраснела, поскольку прекрасно поняла, что имелось в виду.
— Довольно! — взревел мужчины в желтом. — Пейте свой эль, дикари. А ты, женщина… — Он погрозил пальцем бойкой даме в окне. — Сегодня я заставлю тебя образумиться, ты у меня еще покричишь!
— О, Колин!.. — пропела дама, хлопая ресницами. — Ты обещаешь, да?
Когда толпа наконец унялась, а случилось это лишь минут через пять, мужчина в желтом принялся читать. И Бел сразу поняла, почему его просили «пропустить эту часть». Вначале он прочел указ о созыве нового парламента, а потом — выдержки из закона против подкупа избирателей.
Затем на помост забрался человек, заявивший, что его-то точно никто не подкупал. Когда же он начал о чем-то говорить, Бел украдкой зевнула несколько раз, а кучер уже захрапел.
Наконец мужчина в желтом стал называть имена кандидатов.
— Монтегю! — как один взревела толпа. Люди повторяли это имя до тех пор, пока оно не превратилось в трехсложный речитатив — Мон-те-гю, Мон-те-гю!
«Монтегю? Но кто же такой этот Монтегю?» — думала Бел. Она ничего не слышала о нем, хотя у него оказалось столько преданных сторонников. А она-то считала, что единственным соперником Тоби будет мистер Йорк.
Тут к помосту приблизился сгорбленный немощный мужчина. По ступеням ему помог подняться какой- то рослый молодой человек. На старике был поношенный красный мундир с потемневшими пуговицами и побелевшими от долгой носки обшлагами. Скандирование толпы становилось все громче и достигло крещендо, когда Монтегю вышел на середину помоста и поприветствовал толпу, отсалютовав по- военному.
Толпа затихла в напряженном ожидании, но тут вдруг кто-то крикнул:
— Да здравствует Безумный Монтегю!
Рослый молодой человек, стоявший рядом с ветхим кандидатом, погрозил крикуну кулаком:
— Имей уважение к полковнику!
— Да перестань ты. Как будто он может меня услышать, — отозвался крикун.
В этот момент мужчина в желтом заговорил:
— Полковник Джеффри Монтегю — кандидат на должность члена парламента.
Толпа опять возликовала, а старик еще энергичнее отсалютовал собравшимся, отчего эполеты на его мундире покосились.
Теперь Бел наконец-то поняла: толпа просто потешалась над стариком. Должно быть, он выставлял свою кандидатуру на каждых выборах без особой надежды на победу, и это вызывало всеобщее веселье. Бел было искренне жаль бедного старичка.
— А теперь другие! — выкрикнул мужчина в желтом сюртуке.
— Я выдвигаю уважаемого, ныне представляющего интересы нашего округа в парламенте мистера Арчибальда Йорка, моего друга, — заявил Тоби.
Бел с удивлением посмотрела на мужа. Почему Тоби выдвинул своего главного соперника? А может, он таким образом демонстрировал избирателям свое уважение к сопернику?
Мистер Йорк взошел на помост под щедрые аплодисменты и учтиво поклонился толпе. Заметив Бел, сидевшую в экипаже, он приподнял шляпу, приветствуя и ее. Бел почувствовала угрызения совести при мысли о том, что Тоби собирается занять место в парламенте, столь долго принадлежавшее этому уважаемому человеку. Но тут она вспомнила о неприязни, что питала к этому джентльмену леди Олдридж. Бел доверяла суждениям своей свекрови, поэтому решила, что будет лучше, если Тоби займет его место. «Да-да, время мистера Йорка закончилось, и настало время Тоби», — сказала она себе.
— Хорошо, с этим покончено, — кивнул мужчина в желтом, контролировавший проведение парламентских выборов. — Другие кандидатуры будут? — спросил он.
Мистер Йорк похлопал его по плечу:
— Да, у меня есть кандидатура.
Толпа тотчас притихла — казалось, все очень удивились, услышав заявление ныне действующего члена парламента.
— Но вас уже выдвинули, — заметил «желтый».
— Да, знаю. Но и я хотел бы выдвинуть другую кандидатуру.
— Другую? Ну, не знаю, имеете ли вы на это право… — «Желтый» зашелестел своими бумажками. — Поскольку вы, мистер Йорк, уже кандидат…
— Я ведь владею землей в этом районе, верно? — перебил Йорк. — А если так, то я имею право выдвигать своего кандидата.
— Э-э… Ладно.
— И я выдвигаю сэра Тобиаса Олдриджа, — сказал Йорк.
Публика встретила это заявление молчанием. Мужчины переглядывались, не зная, то ли смеяться, то ли аплодировать.
Тут Тоби поднялся на помост, и Бел, собравшись с духом, захлопала в ладоши. Ее примеру тотчас же последовали многие другие, и вскоре аплодировала почти вся толпа. Тоби же снял шляпу и весьма элегантно поклонился публике. Бел сразу заметила, что среди дам, присутствовавших на площади, интерес к происходящему значительно возрос, дамы не просто смотрели на Тоби, они таращились на него во все глаза.
Но кто мог бы их за это осуждать? Ведь Тоби смотрелся таким красавцем! Его чарующая мальчишеская улыбка слепила глаза даже здесь, на краю площади. И если бы не модный элегантный костюм и юношеская живость в движениях, то его легко можно было бы принять за мраморную статую античного юного бога. Бел чувствовала гордость за мужа. Ведь этот красавчик — высокий и статный, вызывавший всеобщее восхищение, — принадлежал ей, ей одной!
— Ну, события принимают неожиданный оборот, — протянул распорядитель в желтом, почесав в затылке. — Похоже, в этом году нам действительно придется вести подсчет голосов. На моей памяти такого еще ни разу не бывало.
— Речи! — выкрикнул кто-то из толпы. — Где их речи?!
— Да-да, пусть произнесут речи! — крикнул еще кто-то. И вскоре вся толпа принялась громко скандировать:
— Речи, речи, речи!
— Хорошо. — Мужчина в желтом указал на мистера Йорка: — Вначале мы послушаем действующего члена парламента, если вы не возражаете.
Бел за всю свою жизнь ни разу не слышала политических речей. И все же выступление мистера Йорка показалось ей весьма странным. Поразительно странным. Во-первых, речь его была очень короткой, она заняла от силы несколько минут. Во-вторых, в его речи не прозвучало ни слова о каких-либо важных
