расходовал продукты, его тут же увольняли. Мери, мою сестру, любили больше, хотя поговаривали, что, когда касается кладовых, она становится сущим тираном. Зато молодежь все просто обожали, особенно Элис, чье милое лицо и ровный характер могли смягчить душу самому дьяволу, но когда речь заходила о ее красавчике муже, то тут многие лишь качали головой, вспоминая его страсть к хорошеньким ножкам, как выразилась Матти, и его манеру при всяком удобном случае приставать к служанкам на кухне. Я вполне могла в это поверить, мне самой приходилось не раз швырять в Питера подушку, когда он слишком много себе позволял.
– Мистера Джона и его жену Джоанну тоже очень любят, – продолжала Матти, – но считают, что ему надо быть решительней и не так сильно зависеть от отца.
Ее слова напомнили мне о разговоре во время прогулки, и я спросила, что она слышала о запретной комнате рядом с моей.
– Говорят, это чулан, где мистер Рэшли хранит какие-то ценности.
Однако мое любопытство разыгралось, и я попросила ее посмотреть, нет ли в двери щелки. Матти заглянула в замочную скважину, но ничего не увидела. Тогда я дала ей ножницы, и она минут за десять расковыряла в двери дырку, достаточно большую, чтобы заглянуть в соседние покои. Все это время мы с ней веселились и хихикали как дети.
Затем она опустилась на колени и прильнула к отверстию, но тут же повернулась ко мне.
– Там ничего нет, – заметила она разочарованно. – Обычная комната, вроде этой; в углу – кровать, а на стенах – гобелены.
Я даже расстроилась – живое воображение уже рисовало мне горы сокровищ, – потом попросила Матти завесить щель картиной и вернулась к своему обеду. В тот же день на закате, когда в комнате уже начали сгущаться сумерки, ко мне поднялась Джоанна. Мы беседовали, как вдруг она заметила, зябко поежившись:
– Знаешь, Онор, я однажды спала в этой комнате, когда у Джона был приступ малярии, и мне здесь совсем не понравилось.
– Почему? – спросила я, отхлебнув глоток вина.
– Мне показалось, я слышала шаги в соседней комнате.
Я бросила взгляд на картину, закрывавшую щель; ничего не было заметно. – Какие шаги?
Она задумчиво покачала головой и ответила:
– Негромкие, словно кто-то надел мягкую войлочную обувь, чтобы его не было слышно.
– А когда это было?
– Зимой. Но я никому ничего не сказала.
– Это слуга, должно быть, – предположила я, – что-нибудь делал там.
– Нет. Ни у кого из слуг нет ключа от этой комнаты, только у моего свекра, а его тогда не было дома. – С минуту она помолчала, а затем, украдкой оглядевшись, заметила: – Думаю, это было привидение.
– Откуда взяться привидению в Менабилли? – удивилась я. – Дом построили всего лет шестьдесят назад.
– Однако люди уже умирали здесь. Дедушка Джона и его дядя Джон. – Она глядела на меня горящими глазами, и, зная свою крестницу, я поняла, что ее распирает от желания сообщить мне что-то важное.
– Так ты тоже слышала эту историю про отравление? – спросила я, опередив ее.
Она кивнула.
– Но я этому не верю. Это было бы ужасно гнусно, а мой свекор, я знаю, очень хороший человек. И все же я думаю, что слышала именно привидение. Наверное, это был призрак старшего брата, которого они называют дядей Джоном.
– Зачем же ему расхаживать по дому в войлочной обуви? – изумилась я.
Какое-то время она молчала, а затем смущенно прошептала:
– Об этом здесь не принято говорить. Я обещала Джону, что никому не скажу… Он был сумасшедшим, полным идиотом, и они держали его под замком в этой комнате.
Такого я еще не слышала и внутренне содрогнулась.
– Ты уверена?
– Конечно. Он даже упоминается завещании старого мистера Рэшли, Джон мне рассказывал как старый мистер Рэшли, перед тем как умереть, заставил моего свекра поклясться, что он будет заботиться о брате, кормить его и поить. Говорят, что эта комната была специально построена для него, что она какая-то особенная, но почему – не знаю. А затем, видишь ли, он вдруг совершенно неожиданно умирает от оспы. Джон, Элис и Элизабет не помнят его, они тогда были слишком маленькими.
– Какая ужасная история. – Я вздохнула. – Налей мне еще вина, и забудем об этом.
Вскоре она ушла к себе, а ко мне вошла Матти, чтобы задернуть занавески на окнах. В тот вечер меня больше никто не беспокоил, но когда тени стали пугающе длинными, а во дворе заухали совы, мои мысли вновь обратились к безумному дяде Джону, сидевшему под замком в соседней комнате долгие годы, начиная со времени постройки дома, – узник духа, подумалось мне тогда: ведь сама я была узницей тела.
Однако неожиданные новости, которые я услышала на следующий день, вытеснили у меня на время из головы наше Джоанной разговор о таинственных шагах.
8
Следующий день выдался ясным, и я с утра вновь рискнула отправиться в своем кресле на прогулку в парк, а вернувшись к полудню домой, обнаружила, что за время моего отсутствия в Менабилли прибыла почта из Плимута и других мест и все домочадцы собрались в галерее и обсуждают военные новости. Элис,
