– Если бы Джон и был тут, он все равно ничего бы не смог поделать, – быстро сказала я, не дав Джоанне броситься на защиту мужа. – Как ты не поймешь, Мери, идет война. Это творится сейчас по всей Англии, просто мы в Корнуолле впервые столкнулись с этим.
Пока я говорила, во дворе раздался солдатский гогот, и прямо к нашим окнам взметнулись языки пламени: солдаты жарили быка на площадке рядом с задним двором, а так как искать дрова им было лень, они сорвали двери с маслобойни и пекарни, разбили их и теперь швыряли в костер.
– В галерее на обеде присутствовало больше тридцати офицеров, – спокойно заметила Элис. – Мы видели, как после еды они прогуливались на террасе перед домом. Один или два из них – корнуэльцы, я встречала их до войны, но большинство мне незнакомы.
– Говорят, граф Эссекс уже в Фой, – сказала Джоанна, – а свой штаб он расположил в Плейсе. Только не знаю, правда ли это.
– Семья Треффи не пострадает, – с горечью заметила Мери. – У них полно родственников, сражающихся на стороне парламента. Думаю, Бриджит нечего опасаться, что ее чуланы и закрома так бесстыдно разграбят, как наши.
– Пойдем спать, мама, – ласково сказала Элис. – Онор права, зачем переживать. Пока что с нами ничего плохого не случилось, и если отец и Питер целы и невредимы, то чего же еще желать.
Они отправились к себе, Джоанна и дети ушли в соседнюю комнату, а Матти, не подозревавшая о моей тревоге, стала готовить меня ко сну.
– Сегодня я кое-что обнаружила, – произнесла она мрачно, расчесывая мне волосы.
– Что же, Матти?
– Миссис Денис не утратила своей тяги к джентльменам. Я не ответила, ожидая продолжения.
– И вы, и все другие леди, и миссис Соул, и Спарки получили на ужин лишь пирог, а вот миссис Денис наверх отнесли жареную говядину, бургундское, и на подносе стояло два прибора. Кстати, детей она запихнула в гардеробную и дала им одного цыпленка на двоих.
Мне пришло в голову, что страсть Матти подслушивать и совать нос во все дела может в ближайшем будущем сослужить нам хорошую службу.
– И кто же этот счастливчик, который удостоился чести обедать с миссис Денис?
– Сам лорд Робартс, – торжественно возвестила Матти. Мои подозрения переросли в уверенность. Совсем неспроста Гартред заявилась в Менабилли после двадцати пяти лет отсутствия. У нее что-то было на уме.
– Что ж, лорд Робартс недурен, – заметила я. – Думаю, стоит пригласить его как-нибудь к себе, погрызем вместе холодного пирога.
Матти фыркнула и отнесла меня в постель.
– Хотела бы я поглядеть на лицо сэра Ричарда, если вы начнете такое вытворять, – сказала она.
– Сэр Ричард не будет против, – ответила я, – когда узнает, что я сделала это не из прихоти, а ради пользы дела.
Я старалась казаться беззаботной, но когда она, задув свечи, ушла к себе и я осталась в комнате одна, нервы мои были напряжены до предела. Пламя костра под окнами постепенно угасло, крики и смех прекратились, так же как топот, стук копыт и позывные горна. Часы на башне пробили десять, потом одиннадцать, затем полночь. В доме все стихло: успокоились и домочадцы, и враги. В четверть первого издалека донесся собачий вой, и сразу же, словно это послужило сигналом, я почувствовала, как потянуло в комнате холодом. Я села в постели и замерла. Сквозняк не прекращался, ледяной поток шел от гобелена в углу.
– Джон, – прошептала я, – Джон.
Из-за гобелена раздался шорох, будто скреблась мышь, потом осторожно, очень медленно показалась рука, отодвинула ковер в сторону, из отверстия появилась маленькая фигурка, и, упав на четвереньки, стала пробираться к моей постели.
– Это я, Онор, – услышала я, и тут же меня коснулась холодная и влажная, словно лягушачья лапка, ручка. Темная фигурка забралась на постель и, дрожащая и жалкая, легла рядом.
Это был Дик, по-прежнему одетый в свое мокрое, липкое платье. От страха и усталости мальчик принялся беззвучно плакать.
Я прижала его к себе, стараясь согреть, и когда он немного успокоился, спросила:
– Где Джон?
– Внизу в каморке. Мы сидели там и ждали, час за часом, а вы все не давали сигнала. Я хотел вернуться, но мистер Рэшли мне не позволил. – Он снова начал всхлипывать, и я на всякий случай накрыла его с головой покрывалом.
– Он потерял сознание, – продолжал мальчик, – и лежит на ступенях, обхватив голову руками, а я взялся за длинную веревку, свисающую над лестницей, и потянул. Каменная дверь поддалась, и я оказался здесь. Мне все равно, я больше не могу там оставаться, Онор, там темно и душно, как в могиле.
Он все еще дрожал, уткнувшись носом в мое плечо, а я лежала и думала, что же мне теперь делать: вызвать Джоанну и довериться ей, выдав, таким образом, секрет, или дождаться, пока Дик успокоится, и отослать его обратно, дав с собой свечу, чтобы он помог Джону. И пока я раздумывала, с бьющимся сердцем прислушиваясь к малейшему шороху, до моего слуха вдруг донесся непонятный шум – кто-то прокрался на цыпочках по коридору к моей двери, взялся за ручку, потом, поняв, что дверь заперта, отпустил ее, помешкал с минуту; затем шаги начали удаляться, и я уловила замирающий вдали шорох платья. Кто-то под покровом ночи наведался ко мне, и этот кто-то – женщина!
Я лежала, не шевелясь и крепко прижимая к себе спящего мальчика. Часы на башне пробили один раз, потом два, три…
17
