обедать (в первый день я не осмелилась попросить подать еду к себе в комнату), как Джо с неожиданной горячностью принялся осуждать диктаторские замашки наших военных.
– Его Величество счел разумным произвести Ричарда Гренвиля в генералы. Отлично. Мне нечего возразить против этого назначения. Но когда Гренвиль, пользуясь своими полномочиями, начинает реквизировать весь скот в радиусе тридцати миль под предлогом, что ему, якобы, нечем кормить вою армию, мне кажется, что это уж слишком. И попробуй скажи что-нибудь! Местному дворянству он так и заявил, что это, мол, продиктовано военной необходимостью.
Если Джо и помнил еще о моем давнем романе с Ричардом, то под влиянием момента, видимо, счел возможным этого не показывать; а о том, что Дик провел последние недели со мной в Менабилли, он знать не мог. Робин, мысли которого были заняты своим собственным командиром – Джоном Беркли, добродушно поддакивал.
– Вся беда в том, – говорил он, – что Гренвиль считает, что его солдатам надо платить, будто это какие-то наемники. Он ведь не позволяет им ни расхаживать свободно по деревне, ни реквизировать кое- что у местных жителей, а это значит, что все тяготы войны ложатся на плечи таких, как мы, которые должны выкладывать денежки из своего кармана.
– А вы знаете, – продолжал Джо, – что представителям Девоншира приходится выдавать ему тысячу фунтов еженедельно на содержание войск? Представляете, как это ударило нас по карману?
– Вас бы ударило значительно больнее, – не удержалась я, – если бы мятежники сожгли ваш дом.
Они все удивленно уставились на меня, пораженные моей дерзостью, а Филиппа, юная жена Перси, так просто вытаращила глаза – женская болтовня в Редфорде не поощрялась.
– Об этом, дорогая Онор, – холодно возразил Джо, – не может быть и речи. – И затем, отвернувшись от меня, продолжал расписывать, в какое негодование пришла девонширская знать, когда Гренвиль, этот новоявленный генерал, потребовал, чтобы они отдали ему всех своих лошадей, а также мушкеты, необходимые, по его словам, для осады Плимута, да еще пригрозил, что если они не подчинятся добровольно, он пришлет роту солдат и отберет все силой.
– Да, этот парень не очень-то церемонится, – вступил в разговор Перси, – но к его чести должен сказать, что все местные жители уверяли меня, что они намного охотнее имели бы на постое в своей деревне солдат Гренвиля, чем Горинга. Если Гренвиль обнаружит, что кто-то из его солдат занялся грабежом, то расстреливает мародера на месте, а солдаты Горинга делают, что хотят, чаще всего пьют с утра до ночи.
– Ну уж, – нахмурясь, проворчал Робин. – Горинг и его кавалеристы просто хотят немного расслабиться, тем более сейчас, когда самое страшное уже позади. Не стоять же им круглые сутки по стойке смирно.
– Робин прав, – сказал Джо. – Нельзя вечно держать людей в ежовых рукавицах. Мы так никогда войну не выиграем.
– Думаю, мы скорее ее проиграем, – сказала я, – если они будут шататься по деревне пьяные и в расхлябанном виде.
Замечание прозвучало довольно резко, к тому же, как назло, именно в этот момент слуга возвестил о прибытии сэра Ричарда Гренвиля, и тот вошел в комнату бодрым, размашистым шагом, позвякивая шпорами, и как всегда ни капли не заботясь о том, как он будет выглядеть в глазах окружающих. Холодно кивнув Джо, хозяину дома, он тут же подошел ко мне и поцеловал мне руку.
– Какого черта ты приехала сюда, а не в Бакленд?
Его ничуть не волновало, что этой фразой он ставит меня в неловкое положение перед родственниками. Я пробормотала что-то о приглашении брата и сделала попытку представить его собравшемуся в комнате обществу. Он кивнул Филиппе, но сразу вслед за этим вновь повернулся ко мне.
– Ты сильно похудела, – заметил он. – Когда ты была пополнее, тебе это очень шло. Сейчас ты почти прозрачная.
– Если бы тебя морили голодом четыре недели, и ты бы , был не лучше, – ответила я.
– Мой щенок день и ночь только о тебе и говорит, – продолжал Ричард. – Он так тебя нахваливает, что у меня уже уши болят. Он здесь, дожидается за дверью вместе с Джозефом. Эй, отродье! – обернувшись, крикнул он сыну.
Никто, кроме Ричарда, не мог вот так в одну минуту заполнить собой все помещение, командуя с хозяйским видом там, где он вовсе не был хозяином. Джо застыл у стола с салфеткой в руке, рядом стояли Робин и Перси, напоминая собой растерянных слуг, пока Ричард распоряжался в комнате. В дверях показался Дик, как всегда с робким, испуганным лицом, однако стоило ему увидеть меня – и темные глаза его засверкали. Следом за ним широким уверенным шагом вошел Джозеф Гренвиль, родственник Ричарда и его адъютант. Чертами лица и цветом волос он так напоминал генерала, что я подумала, и уже не в первый раз, – Господи, прости мне мою дотошность, – не потому ли Ричард так упорно скрывает, кем приходится ему Джо, что он такой же родной сын, как и Дик. Черт побери, возмутилась я, понаделал детей по всей округе, а ведь это было еще до моего несчастья. И что за женщина, интересно, родила этого молодца в Корнуолле – или в Девоншире? – шестнадцать лет назад?
– Вы уже пообедали, – спросил Ричард, взяв с блюда несколько слив. – А мы с парнями с голоду умираем.
И мой брат Джо, вспыхнув, приказал слугам вновь подать на стол баранину. Дик уселся рядом со мной, радуясь, словно щенок, вновь обретший свою хозяйку; и пока они ели, Ричард сетовал на неблагоразумие короля, который отправился с армией на восток, не дождавшись капитуляции плимутского гарнизона.
– Ему хоть кол на голове теши, Господь благослови его, – с набитым ртом продолжал Ричард. – В военном деле он понимает не больше барана, которого я сейчас ем.
Я увидела, как мои братья переглянулись, удивившись, что какой-то там генерал осмеливается критиковать самого короля.
– Я буду биться под его командованием до последнего вздоха, – сказал Ричард, – но как было бы хорошо, если бы он хоть изредка прислушивался к советам профессиональных военных… Закинь-ка чего- нибудь в желудок, Дик. Разве ты не хочешь вырасти таким же крепким парнем, как Джо?
Дик из-под опущенных век бросил на Джо полный зависти взгляд. Не было сомнения, что Джо – это любимчик. И как же они не походили друг на друга, эти два парня: один – широкоплечий, статный, рыжеволосый; другой – худенький, с темными волосами и глазами. Интересно, вновь подумала я не без
