– А в чем состоит ваше дело, мадам?
Он не выглядел злодеем, несмотря на замызганную наружность, и я решила попробовать.
– Я пришла разузнать о сэре Ричарде Гренвиле. Он тут же вернул мне письмо.
– Сожалею, мадам, но вы приехали совершенно напрасно, сэра Ричарда здесь нет.
Меня охватила паника – неужели его успели тайно казнить?
– То есть как – его здесь нет?
– Его под конвоем отправили в Сент-Майкл Маунт. Прошлой ночью некоторые его подчиненные вырвались из казарм и явились сюда, к замку. Губернатор посчитал, что лучше увезти его из Лонстона.
Тотчас стены замка, его суровые башни и сам капитан потеряли для меня всю свою значительность: здесь больше не было Ричарда.
– Благодарю вас, – сказала я, – желаю вам всего доброго.
Офицер еще некоторое время смотрел мне вслед, а потом вернулся в караульное помещение.
Сент-Майкл Маунт… Около семидесяти миль отсюда, на самом западе Корнуолла. По крайней мере, теперь он далеко от Фэрфакса, но как мне туда добраться? Я вернулась на постоялый двор с одной- единственной мыслью: нужно выбираться из Лонстона как можно быстрее.
Стоило мне появиться в доме, как вышел хозяин и сказал, что приехал какой-то офицер, справлялся обо мне и до сих пор меня дожидается. Я думала, это полковник Роскаррик, и немедленно попросила отнести меня наверх. Но это оказался мой брат Робин.
– Слава Богу, наконец я нашел тебя. Едва до меня дошло известие об аресте сэра Ричарда, как сэр Джон дал мне отпуск для поездки в Веррингтон. Там мне сказали, что ты два дня как уехала.
Я не была вполне уверена, что рада видеть его. В ту минуту мне казалось, что моим другом может быть только тот, кто был другом Ричарда.
– Зачем ты приехал? Что привело тебя? – спросила я довольно прохладно.
– Хочу отвезти тебя к Мери. Ты ведь не можешь оставаться здесь.
– Может быть, я не хочу туда ехать.
– Значит, ни ехать, ни здесь оставаться не хочешь, – не отступил он. – Вся армия сейчас меняет позиции. Как же ты можешь остаться в Лонстоне совершенно одна? Мне приказано вернуться к сэру Дигби в Труро, куда его направили для защиты принца в случае наступления мятежников. По дороге я надеялся завезти тебя в Монабилли.
Здесь я быстро сообразила, что мне делать. В Труро находится совет принца, и, если я попаду туда, у меня есть крошечный шанс получить аудиенцию у самого принца.
– Хорошо, – пожала я плечами, – я поеду с тобой, но при одном условии: ты не оставишь меня в Мснабилли, а возьмешь с собой в Труро.
Робин засомневался.
– Чего ты хочешь этим добиться?
– Может, ничего не добьюсь, но ничего и не потеряю. Ради старой дружбы, исполни мою просьбу.
Робин подошел, взял мою руку, подержал ее, его голубые глаза смотрели мне прямо в лицо.
– Онор, верь мне, я не имею никакого отношения к его аресту. Вся армия возмущена. Даже сэр Дигби, который много раз не соглашался и спорил с сэром Гренвилем, написал письмо совету, призывая освободить его как можно быстрее. Теперь Ричард Гренвиль нужен на свободе больше, чем кто-либо в Корнуолле.
– Почему бы тебе раньше-то об этом не подумать? Ведь ты отказался подчиниться приказу, когда он распорядился взорвать мост?
Робин сначала остолбенел, а потом смутился.
– Я тогда потерял самообладание. Мы все были измучены в тот день: к тому же сэр Джон, человек, лучше которого я не знаю, приказал мне… Если бы ты только знала, Онор, как нам всем – Джо, мне, семье – тяжело от того, что имя твоё стало в графстве притчей во языцех. С тех пор, как ты покинула Редфорд и уехала в Эксетер, все только и знают, что намекают, перешептываются, а то и вслух уже говорят о тебе гнуснейшие вещи.
– Неужели это так гнусно – любить человека и поехать к нему, когда он лежит раненый?
– Почему ты замуж за него не выходишь? Ты бы могла теперь, с Божьего благословения, разделить с ним его судьбу. Но вот так ездить за ним из лагеря в лагерь, как какая-нибудь распутница… Да ты знаешь ли, Онор, что говорят в Девоншире? Толкуют, что правильно ему дали имя Шельма, потому что только негодяй может играть добрым именем женщины, да еще и калеки.
Да, подумалось мне, так только и могли говорить в Девоншире…
– Если я до сих пор и не стала леди Гренвиль, то только потому, что не захотела.
– Неужели у тебя совсем нет гордости и уважения к собственному имени?
– Меня зовут Онор[1] , и я свое имя не запятнала!
– Надеяться больше не на что, ты это понимаешь? – спросил Робин после короткой паузы. – Мы направили петицию с просьбой об освобождении, и все ее подписали, но несмотря на нее, я думаю, совет на это не пойдет. Если только Его Величество не распорядится иначе…
– А у Его Величества сейчас на уме совсем другое… Да, Робин, я все поняла. Что же ждет его теперь?
– Тюремное заключение по воле Его Величества, а потом, в конце войны, милостивое прощение.
